|
1. Паром Рига-Стокгольм
В Скандинавию можно ехать по-разному. Четверть века назад это был самолет из Тель-Авива. В этот раз – паром из Риги, напоминающий Ноев ковчег: девятиэтажный муравейник всех рас и языков. Если «Дон» и «Магдалина» отправляются из ливерпульской гавани всегда по четвергам, паром компании «Таллинк» уходит из Риги в Стокгольм ежедневно в 17. 30. Он носит гордое испанское название «Исабель». На этом сходство с Испанией заканчивается. В остальном обстановка напоминала, скорее, российскую пивную былых времен: сотни угрюмых, небритых мужиков со всей Восточной Европы беспробудно пили в каютах и на всех девяти палубах. Скоро выяснилось, что почти все они – гастарбайтеры, зарабатывающие деньги на нефтепромыслах Норвегии. В этом смысле норвежцы пошли по стопам Саудовской Аравии и, благодаря экспорту нефти, быстро расплатились с внешними долгами, значительно повысив уровень жизни в стране. Что, впрочем, не повлияло на понижение цен. Но надо думать, это мало волновало рабочих «с глазами кроликов», которые не расставались с бутылкой пива даже перед сном.
На беглый взгляд, половина из 1500 пассажиров пила, а другая – закусывала.
Объявление в душевой: «Дверь при приеме душа не открывать – может сработать пожарная сигнализация». Судя по тому, что это написано на турецком, английском и русском языках, только представители этих стран имеют обыкновение открывать дверь во время купания.
Из всех развлечений на пароме – от стандартного «дьюти-фри» до примитивной рулетки с игровыми автоматами – внимание непьющих пассажиров привлекал разве что «Гранд бюффе» со шведским столом на завтрак за 11.50 евро. А ужин там стоит... 35 евро. Поэтому пьющая часть и «эконом-класс» предпочитали народную столовку, где набранная еда взвешивается у кассы на весах: сколько набрал – столько заплатил. Впрочем, и тут выгода сомнительна, потому что деньги берут даже за... кипяток. Хочешь чая? Пол-евро – кипяток, 2.80 – пакетик.
Так что из бесплатных развлечений остался вид на бескрайнее Балтийское море, способное успокоить любую смятенную душу (кроме похмельной), и чайки.
Чайки-попрошайки. Они так давно привыкли к людям, что выхватывают еду прямо из рук. Сначала начинает кружить одна чайка, за ней – вторая, третья... Кажется, что своими тоскливо-скрипучими голосами они так и кричат: «Дайте! Подайте!» Потом налетает целая эскадрилья и начинает нарезать круги, присматриваясь к обстановке. Почти всегда находится друг пернатых, который запасся куском хлеба или печеньем, и тут начинается главное.
Чайки резко пикируют на паром, ловко хватают лакомый кусочек и взмывают вверх. Но это – только военный маневр, потому что они всегда возвращаются за новым кусочком, а самые смелые садятся на перила, крутя большой головой, будто укоряют людей за скупость. А сверху несется: «Дайте! Подайте!» Вокруг – смех и ликование под щелканье фотоаппаратов и мобильников. Но, когда мы были на фьордах, чайки показали свой коронный номер: сначала они неподвижно зависли в воздухе, как будто их держала на ниточке какая-то невидимая рука. А потом с криками обрушили экскременты на туристов, у которых остались несмываемые воспоминания о летнем отдыхе.
По пути в Стокгольм из моря начинают вырастать зеленые острова, сначала – необитаемые, потом – обитаемые. Тут – домик, там – человек или лодка. Чаще – лесные заросли.
Острова увеличиваются в размерах до тех пор, пока не становится видно, что их цепочка связана с Большой землей. Впрочем, применительно к Швеции это не совсем точно, так как она вся находится на островах. При огромной площади население Швеции не намного превышает население Израиля, но сколько же воды у этих счастливых шведов!
2. Конец света
Восьмичасовой автобусный переезд из Стокгольма в Осло по серпантину и горным перевалам, конечно, утомителен, зато он дает возможность увидеть две вещи: колоссальные туннели и природу в провинциальных местах сразу двух стран, куда редко добираются пешие туристы.
Пробитые в горах туннели не новость – мы видели их не раз. Но то, что сделали норвежцы, поразит любое воображение: Лердальский туннель протяженностью 24,5 км считается самым длинным в мире, вызывая полное ощущение, что конец света уже наступил. Вслушайтесь – конец СВЕТА! Так и есть: стоит вьехать в этот туннель и конец света будет продолжаться минут двадцать. Воистину тьма египетская! При этом каждые 6 км появляется пятно бело-фиолетового купола – для тех, кто страдает клаустрофобией. Мол, не дрейфь, старина, свет кое-где есть и надо продержаться. Тем более, что бело-фиолетовые пятна создают впечатление бесконечного подземного города с боковыми улицами, уходящими в никуда. А пока ты едешь, трудно отделаться от ощущения, что это – генеральная репетиция настоящего конца света, когда выжившие после атомной бомбардировки люди будут жить в таких туннелях. Ими изрыта вся страна, и, таким образом, в Осло решена проблема автомобильных пробок.
По большому счету природа Швеции и Норвегии очень похожа – до того, что пересечение границы ничего не меняет: все те же бескрайние леса и поля, где сено аккуратно спрессовано в брикеты разной формы, защищенные от дождя белой пленкой. И, конечно, бесчисленные озера. Лесные, горные, долинные, придорожные. Десятки тысяч озер разной величины и одинаковой красоты.
Вот где особенно хорошо видна вся глупость песни «Широка страна моя родная» с ее смехотворным утверждением «... я другой такой страны не знаю, где так счастлив был бы человек». Автор текста, в самом деле, не знал других стран. Но сводный хор шведов и норвежцев вполне может исполнить ту же песню на своих языках, по праву повторяя эти слова. Ведь у них, действительно, полно лесов, полей и рек с озерами, и они вполне счастливы в своих королевствах. Ну да, в королевствах, где парламентская монархия распрекрасно уживается с абсолютной демократией, при которой государство вносит большую лепту в счастье каждого гражданина, а тот вырастает добропорядочным и законопослушным подданным своего обожаемого короля.
Такие мысли пришли в голову при виде цивилизованной шведско-норвежской глуши, где главной административной единицей остается деревня или село из дюжины крепких хуторов с обязательным «пальцем» церковного шпиля и машиной перед каждым домом.
Другое почти обязательное транспортное средство – моторная лодка. Или яхта. Во всяком случае, проезжая большие озера, видишь в той или иной «марине» целый лес мачт аккуратно пришвартованных плавательных средств индивидуального пользования. Если в Израиле так и остался нереализованным призыв 60-х годов «Каждому рабочему – по машине!», в Швеции и Норвегии все рабочие давно получили не только по машине, но и по моторке тоже.
3. Ночью часы не бьют
Четверть века назад Осло произвел впечатление скучноватого городка (если столица может быть провинциальной, Осло провинциален) и надо сказать, что это впечатление мало изменилось. Нескольких часов хватило, чтобы убедиться, что все осталось на своих местах.
Увы, в этот раз жесткий цейтнот не позволил вернуться ни в замечательный музей Мунка, ни в скульптурный парк Вигеланда с родом человеческим во всех видах и позах. Но в остальном впечатление повторилось: по большому счету, Осло – это город-улица. Главная улица короля Карла-Юхана, на которой расположены все городские достопримечательности – от вокзала до королевского дворца.
Ратуша, окруженная скульптурами рабочих, могла бы не вызывать такого интереса, если бы в ней не вручали Нобелевскую премию мира, которую Нобелю почему-то пришло в голову отделить территориально от всех прочих премий. Но в этой ратуше, точнее, в ее часах есть свой секрет и своя прелесть. Они ежечастно вызванивают разные мелодии, но их число не 24, а 18. Догадались? Деликатные часы молчат шесть ночных часов, чтобы не будить горожан.
От ратуши – два шага до Национального театра, причем эти слова красуются на фронтоне не на норвежском, а... на английском языке (да еще слитно), попирая все основы патриотизма.
А прямо перед театром вполне естественно стоит Ибсен, размышляющий о величии своей драматургии, а, может, о ненаписанной пьесе.
Двухминутная кинопленка запечатлела уморительный факт: проходя мимо своего сильно загаженного голубями памятника, Ибсен снял шляпу и поклонился сам себе. Вот как должен относиться классик к своей всемирной славе, увековеченной даже в цитатах на асфальте, которые в буквальном смысле слова лежат под ногами у прохожих.
А с другой стороны театра стоит памятник героям неведомой пьесы, напоминая, что памятники надо ставить не только драматургам, но и актерам тоже.
В Осло все здания кукольных размеров, т.к. здесь не страдают ни гигантоманией, ни страстью к монументализму. Поэтому издали весьма скромно выглядит и королевский дворец (с песочком вместо брусчатки на площади), и университет, и парламент (стортинг). Последний напоминает скорее особняк, нежели парламент.
На лужайке рядом с парламентом чайки отбивали хлеб у голубей, а наискосок привлек внимание памятник... Тургеневу.
При ближайшем рассмотрении это оказался премьер-министр Норвегии и «отец парламентаризма» Йохан Свердруп, которому норвежская политика обязана выработкой правил игры в отношениях стортинга с королем.
На фоне кукольных зданий огромен «Гранд-отель», где устраивают традиционный званый ужин для лауреатов Нобелевской премии мира. Но, если Вы ее не получили, ничего страшного: за 300 евро там можно поесть все, что дают откушать лауреатам.
На фронтоне банка все еще сохранилось старое название норвежстой столицы – Кристиания, а рядом – Осло, чтобы клиенты не запутались.
Лет за семьдесят до Петра слова «здесь будет город заложен» произнес датско-норвежский король Кристиан IV, который бросил перчатку на землю в место для краеугольного камня. Эта легенда увековечена в бронзе с пугающей точностью.
На этой уютной площади все, как и в других городах доброй старой Европы, с добавкой местного колорита. Поскольку уже в XVI веке криминогенная ситуация в столице была не из лучших, в уголке притаился скромный желтый домик, где жил... палач.
Нечто подобное мы видели в Братиславе, разве что тамошний палач получал за свой труд пожитки казненных, тогда как в Норвегии все было поставлено на широкую ногу: истцы должны были оплачиваться не только судебные издержки, но и работу палача. Так что он был на самоокупаемости.
Не ограничившись брошенной перчаткой, король Кристиан приказал расчертить на квадраты городской центр, где сегодня нет жилых домов. Так что норвежцы могут жить где угодно, кроме исторического центра своей столицы.
Старинная крепость Акершус тоже не поражает своими размерами, а ее пушки уже никого не устрашают. В здешнем парке приятно погулять и с крутого бережка посмотреть на крыши Осло.
Но, несмотря на то, что здесь расположен военно-исторический музей, сама крепость не стала музеем. Вовсе нет. Порой в здешние аппартаменты наведывается королевская семья, а, следовательно, здесь имеется караульное помещение для стражи. Часовой выглядит так.
Ну, не совсем так...
В эту минуту из караулки вышли настоящие, хотя и безоружные часовые в эполетах и с плюмажем. Кстати, не удивлюсь, если перья страусиные, поскольку Норвегия занимает первое место в мире по экспорту страусов.
А что это за славный домик с башенками притаился за воротами напротив крепости? И почему у ворот стоит военная машина с блондинкой в военной форме?
Оказывается, это ни что иное, как генштаб норвежской армии. Будем надеяться, что мы не раскрыли военную тайну на радость каким-нибудь агрессивным шведам, которые после победы ультраправой партии могут воспылать желанием снова подчинить себе Норвегию.
Норвегия – очень дорогая страна. В этом мы схожи. Но она еще и очень сытая, благодаря своим запасам нефти. Достаточно сказать, что вконец оборзевшая здешняя форель клюет на креветок, а карп – на макароны, обмазанные медом. Что уж говорить о людях! Подумать только, что государство платит норвежским старшеклассникам деньги, только бы они получили аттестат зрелости! А уж часы работы норвежцев могут вызвать сильную зависть – с 10.00 до 16.00.
И последнее: единственное, что проверяют при въезде в страну норвежские пограничники – пристегнуты ли водители и пассажиры.
4. Фьорды
Самое интересное, что представление о фьордах, сформированное глянцевыми фотографиями, ничем не отличается от реальности. Эти идущие друг за другом заливы меняют картину морской стихии: здесь грозно-бесконечное море делает остановку и как бы отдыхает от трудов в каждом фьорде.
Тысячу раз прав Чапек: «Словами можно говорить о любви иди о полевых цветах, но не о скалах. Разве можно описать пером контуры или форму горы?» Здесь эта трудность особенно очевидна. Ты попадаешь на какую-то неведомую планету с каменным пейзажем, обрамляющим синюю воду, по которой скользит прогулочный кораблик. Эти скалы стояли точно так же в ледниковый период и будут стоять, когда земля снова станет безлюдной в результате очередного безумия людей атомного века.
Но это вовсе не голые скалы – они поросли густыми ярко- и темнозелеными лесами, прорезанными на разной высоте водопадами: один из них похож на женские косы, другой – на клинок без рукояти, третий – на серебро из мешка.
В июле на вершинах еще лежат хорошо различимые пятна снега, а двадцать пять лет назал удалось добраться даже до ледников.
Расположение этих скал кажется спланированным Провидением: они то идут параллельными рядами, то смыкаются, то закругляются, сужаются и расширяются, образуя самые невероятные повороты. И все время меняют цвет – от серо-стального до розоватого. И тогда вид этих немыслимо огромных доисторических животных становится чуть ли не умиротворяющим: кажется, что скалы отдыхают и готовы поделиться прохладой с теми, кто решится на них вскарабкаться. И такие смельчаки есть.
На неимоверной высоте изредка мелькает человеческое жилище. А у подножия скал раскинулись живописные деревушки с обязательной пристанью и привязанными лодками, потому что существование их жителей связано только с перемещением по воде.
Говорят, германский император Вильгельм приезжал в эти края девять раз только для того, чтобы полюбоваться фьордами. Чтобы догнать императора, у нас есть еще семь попыток.
5. Здравствуй, Карлсон!
После маленького, сонного Осло столица Швеции показалась огромной. В Стокгольме все сделано основательно, на века. Камень и гранит, гранит и камень.
Привольно раскинувшись на четырнадцати островах, связанных мостами, город полон солнца и людей. Так же, как в Норвегии и Швеции похожа природа, похожи и люди: рослые блондины обоего пола, чьи улыбки вызывают ощущение, что услугами стоматологов пользуются только иностранцы. А их тут полно! Как будто в один и тот же день и час в Нью-Йорке и в Париже, в Мадриде и в Тель-Авиве людям одновременно стукнуло в голову: надо слетать в Стокгольм!
Здесь тоже за двадцать пять лет все осталось на местах. Разве что конный памятник старине Бернадоту пока в лесах, но и они выглядели как-то по-домашнему: мол, скоро закончим!
Еще большей домашностью дышала смена караула у приземистого королевского дворца, когда разводящий принес с собой канистру воды и первым делом дал напиться измученному жарой часовому.
Что касается Бернадота, то карьера наполеоновского генерала, вознесенного на королевский престол Швеции и Норвегии, не самое интересное в его биографии. Самое интересное – причина, по которой забияка-гасконец Жан-Батист, ставший королем Карлом XIV Юханом, не допускал к своей особе слуг в опочивальне и в ванной комнате. Он боялся, что они могут увидеть татуировку, сделанную по молодости во время Великой французской революции. Что же такого написал на груди король Швеции и Норвегии? «Смерть королям!»
И, конечно, нельзя забыть о том, кто был прямым потомком основателя династии Бернадотов – граф Фольке Бернадот, застреленный в 1948 году в Иерусалиме боевиками еврейской подпольной организации ЛЕХИ за то, что от имени ООН хотел неправильно поделить Эрец-Исраэль между евреями и арабами.
Другая история связана с этим дворцом: пока строители не перешли к граниту, королевский дворец в стиле Ренессанса дважды сгорел дотла. Причем, один раз пожар начался с... комнаты пожарного, у которого сгорел весь инструмент для тушения пожара.
Сегодня перестроенный дворец подавляет своей неуклюжей огромностью:
даже в кафетерии стоят высоченные мраморные фигуры, одна из которых смахивает на Нерона – тоже большого любителя пожаров.
Спасаясь от такого бедствия, шведы придумали своего рода систему абонементов: значок «феникса» над подъездом
означал, что этот состоятельный домовладелец заранее оплатил услуги пожарных, которые мчались к нему с ведрами воды в первую очередь, пока рядом догорали те, кто вовремя не заплатил.
Среди памятников королям и военачальникам на глаза попался старый знакомец Георгий-Победоносец, который и в Стокгольме убил дракона не хуже, чем в Праге или в Брюсселе.
Но подлинное умиление должна вызвать самая маленькая скульптура в мире, так и названная – «Маленький мальчик».
Рассказывают, что очередной шведский король, заказавший эту работу, пожадничал и дал скульптору мало денег, а, когда увидел размер «мальчика», пришел в ярость и начал орать: «Ты что сделал? Почему он такой маленький?» На что ваятель спокойно ответил: «Сколько заплатили, столько и получили».
По примете, у того, кто положит рядом с мальчиком монету и погладит его по голове, сбудутся все мечты. За долгие годы мальчика гладили столько раз, что он облысел уже с малолетства.
Неподалеку есть и другой мальчик, неизбежно напомнивший «Купание красного коня». Ну и что с того, что этот конь белый?
А чтобы никто не подумал, что в Стокгольме переизбыток статуй мальчиков, вот вам бронзовый барельеф с изображением именитого шведского художника-портретиста Карла Ларссона,
у ног которого (это ли не проза жизни!) приютились забытые шлепанцы.
Топография старого города Гамла-стан (чье название явно взято от нашего древнего города на Голанах) весьма необычна для солидного Стокгольма, полного проспектов и площадей. Тут много очаровательных переулков, узких улочек и даже самой узкой улицы в городе (шведы уверяют, что Уже нет во всем мире, но это не так).
Любая подворотня так узка, что ее ширину легко измерить.
В отличие от Осло, где в историческом центре нет жилых домов, в Стокгольме их предостаточно. Казалось бы, куда престижнее! Но в том-то и штука, что престиж – престижем, а условия жизни в этих квартирах от 15 до 30 кв.м порой не лучше, чем в советской коммуналке. Нередко нет канализации, а туалет один на несколько семей. К тому же дома стоят так тесно, что загораживают солнце, и в квартирах темно. Поэтому здесь и только здесь можно увидеть сохранившуюся с прошлых веков неожиданную штуку под названием «солнцеотражатель», которая крепится к окну, добавляя света в помещении.
А еще в Стокгольме очень чисто. За этим следят молодые дворничихи со специальным трезубцем, которым они прихватывают каждую бумажку или окурок, брошенные невоспитанными иностранцами.
Прогулка по городу с его почти декоративными площадями
привела нас к красному дому, который вроде бы ничем не примечателен, кроме окна на чердаке. В свое время именно в его сторону ткнула пальцем Астрид Линдгрен, когда ее окончательно замучали вопросом «Где живет Карлсон?»
Так что все, кто с детства заболел необычайными приключениями упитанного мужчины с пропеллером, могут приехать к нему на родину и убедиться в одной большой неточности: оказывается Карлсон жил не на крыше, а под крышей. В определенном смысле слова его «крышей» была Астрид Линдгрен.
Интересно, что в Швеции в помине нет и намека на советский культ личности Карлсона. Здесь его считают хулиганом, который только и знал, что лопать чужое варенье. А настоящей героиней стала Пеппи-Длинный чулок.
В Стокгольме хватает церквей, которые хороши по-своему,
но под настроение особенно пришлась самая древняя из них – Святого Николая, расположенная прямо рядом с королевским дворцом.
В этом образце шведской готики оказалось двухкратное написание позолоченными еврейскими буквами Имени Божьего.
Для нравов того времени было бы вовсе не удивительно, если бы основатель местного лютеранства Св. Николай знал древнееврейский язык, столь необходимый отцам церкви.
В этом кафедральном соборе традиционно проходили королевские свадьбы и похороны. Именно здесь хранится главное церковное достояние – деревянная статуя Георгия-Победоносца XIII века, о чьей бронзовой копии на улице уже говорилось.
В этой небольшой, уютной церкви свет льется через окна с витражами.
Но еще одним источником света стала.... овечка, в которой, как объяснил по соседству чужой гид, перевоплотился Всевышний.
Кажется, что эта овечка, сотканная из благости и сострадания, улыбается, успокаивая измученных жизнью людей и обещая им душевный покой, и исцеление от бед. Лучше всех это понял слепой мальчик. Он пришел с матерью, которая направляла его руку. Мальчик гладил овечку, водил рукой по ее тайной улыбке и без слов понимал то, что нам не понять. Может, поэтому заплакал и он, и его мать, и даже овечка.
А еще в этой церкви есть вмурованная в пол беломраморная плита со стилизованным изображением мужчины и женщины.
Кем они были, что удостоились такой чести? Определенно не королями.
Увы, в этот раз не было времени ни на превосходный Музей изящных искусств, ни на поднятый со дна морского через триста лет боевой корабль «Ваза» высотой с семиэтажный дом, ни на поездку на прогулочном кораблике по всем каналам и островам,
ни на ратушу, где в «Золотом зале» ежегодно вручают Нобелевские премии.
На Рыцарском острове набережную украшают два достаточно необычных памятника. Одного из них, с видом на «нобелевскую» ратушу, удостоился Эверт Тоб – шведский бард и популяризатор аргентинского танго.
Издали казалось, что он держит гитару, ибо что еще держать барду? Но вблизи гитара оказалась лютней с двумя грифами, что лишь усилило романтичность образа.
Другой памятник автор назвал «Парус», но у шведов вошло в обиход совсем другое название... «Ухо КГБ». Почему? Потом что неподалеку находилось советское посольство и предполагалось, что именно этим оно и занимается. Для советского человека не менее выразительным и памятным было бы другое название – «Родина слышит».
В Стокгольме мы видели на улице много разных людей, среди которых наверняка были и шведы. Но со временем рослые блондины как-то растворились и, если бы меня попросили нарисовать, каким я представляю себе настоящего шведа, мой рисунок, по всей вероятности, был бы похож на этот оригинал.
|