|
1. ВЫСАДКА НА ЛУНУ
Всякий раз, говоря с человеком, побывавшим в Японии, я преисполнялся завистливым восхищением. Подумать только, он был в Японии! Да ведь это то же самое, что слетать на луну. И намного интереснее, потому что на луне ни души, а Япония переполнена японцами. В Европе их видишь поодиночке или группами, такими же чужаками, как и ты, а каково оказаться среди океана японцев в их родной стране?
Чтобы ответить на этот вопрос, потребовалось одиннадцать часов лета. Одиннадцать часов лета на край света.
Первым, кто встретил нас в аэропорту, был сотрудник паспортного контроля в медицинской маске, с которой многие японцы не расстаются на улице. Он объяснил, как вложить оба указательных пальца в желобки специального аппарата и, таким образом, снял отпечатки без возни с чернилами и пачкотни. Потом попросил посмотреть в видеокамеру и сделал лицевой снимок. Судя по быстрому результату, нас не оказалось в списке разыскиваемых террористов.
Вторым был не молодой, но моложавый японец, – местный помощник гида – который представился Юджином и тут же бодро исполнил «Хаву нагилу», доказав, что он готов к встрече израильской группы. Как выяснилось позже, милейший Юджин, которого на самом деле зовут Ютака Ишиномия, всю жизнь занимался автомобильным стеклом, а, выйдя на пенсию, получил лицензию гида и стал играть на флейте.
Третьими на очереди были контейнеры для мусора,
сразу показавшие, что мы прилетели в самую передовую, экологически чистую страну, где люди не сваливают мусор в одну кучу, а разделяют на пять групп для вторичной переработки с точным указанием, что куда бросать.
В апреле и в начале мая в Японии было три землетрясения средней мощности на юге и на востоке, и где-то засела мысль, что, мол, не дай Бог... И надо же, чтобы сразу по приезде в Токио было землетрясение мощностью в 4 балла. В общем, ничего особенного для страны, где регистрируют до 2000 подземных толчков в год. И, тем более, ничего особенного для Токио, разрушенного до основания страшным землетрясением 1923 года, перестроенного и снова разрушенного американской бомбардировкой в 1945-м.
Темные, унылые рабочие окраины по дороге из аэропорта мало чем отличались от других стран, зато наутро Токио предстал во всей красе.
Сразу стало ясно, что так же, как по улицам России не бродят медведи, по улицам Японии не бродят самураи в обнимку с гейшами. Первые остались в кино, вторые – в специальных кварталах, ресторанах и чайных домах.
Другое впечатление связано с самим собой, когда ты впервые в жизни ощущаешь непохожесть на окружаюших: иной разрез глаз, цвет кожи и рост, который в Японии стал выше среднего. С другой стороны, внимательнее присмотревшись к японцам у них дома, гораздо лучше видишь особенную красоту их лиц, столь же изящных, как иероглифы.
Тогда как наша громкая речь, активная жестикуляция, быстрая смена эмоций, покровительственное отношение к персоналу – все выдавало высадку в Японии новой партии «гайдзинов», как здесь называют иностранцев, скорее похожих на инопланетян.
Для тех, кто чересчур всерьез воспринял название этих заметок, не видя авторской самоиронии, сразу скажу, что, таким образом, мы включаемся в игру, начатую японцами. Они совершенно искренне считают варварами европейцев, которые входят домой в уличной обуви, едят ножами и вилками всякую дрянь, при встрече обнимаются и – о, ужас! – целуются, перенося друг другу сплошные микробы, и не могут отобразить в трех нерифмованных строчках всю прелесть кленового листа.
Конечно, надо принять в расчет ограниченные возможности человека, приехавшего в Японию с тургруппой всего на 10 дней, зная по-японски едва ли полдюжины необходимых слов. Но согласитесь, что лучше приехать в Японию на 10 дней, чем не приехать вовсе.
2. ПРОШЛОЕ БУДУЩЕЕ
Как известно, Москва – это не Россия, Париж – не Франция, и точно так же Токио – не Япония. Токийские небоскребы придают 12-миллионной столице совершенно западный вид, что лучше всего видно на токийском Бродвее – Гинзе, где 1 кв. метр стоит четверть миллиона долларов.
Когда-то здесь чеканили монеты, отсюда и название, переводимое как «серебряный двор». Гинза – целый торговый квартал и культурный центр города. После взрыва в Фукусиме японцы законсервировали другие АЭС и стали экономить электричество, от чего неоновая реклама Гинзы перестала быть такой яркой, как в фильме «Трудности перевода». Но все же главная улица осталась главной и самой дорогой витриной столицы.
Получаса вполне достаточно, чтобы повернуть голову направо и налево, сунуть нос в один-два магазина и убедиться, что здесь все дорого. Кстати, насчет налево-направо: при левостороннем движении водители сидят справа. Почему? Так сложилось. А на эскалаторе, вопреки песне нашей юности: «Стойте слева, проходите справа».
Если сравнить Токио с Нью-Йорком конца 70-х годов прошлого века, в памяти остался каменный мешок, удушающе серые и однообразные небоскребы в сотню этажей. В Токио ощущение иное: ни мешка, ни серости, ни однообразия. Не гонясь за побитием рекорда по многоэтажности, один из богатейших людей мира, строительный подрядчик и меценат Минору Мори сумел придать многим токийским небоскребам индивидуальный вид, совместив их месторасположение с окружающим ландшафтом. И небоскребы на этом сильно выиграли.
Здание со странным желтым завитком – штаб-квартира пивоваренной компании Асахи, которая двадцать лет назад построила под Токио Музей современного искусства, взяв пример со знаменитой копенгагенской Глиптотеки «пивного семейства» Карлсберг. Но что означает завиток? Одни говорили, что это факел, символизирующий передовую роль компании в деле пивоварения. Другие настаивали, что это – клочок пены, да и само здание должно походить на бокал. Но большинство токийцев сразу увидело, на что смахивает этот завиток, прозвав его «золотой какашкой».
А рядом – знаменитая токийская телебашня, которая полвека назад была для японцев предметом гордости, будучи самой высокой башней в мире. Сейчас она больше славится панорамной площадкой. Впрочем с 45-го этажа здания мэрии город тоже виден, как на ладони. Токио вовсе не забит небоскребами, как Нью-Йорк. С такой высоты хорошо виден высотный деловой центр, за которым уходят за горизонт бесчисленные и хаотичные ряды малоэтажных домов.
Будучи глубоко озабоченными сейсмической устойчивостью зданий, японцы перешли на трубчатые конструкции, а здания облицовывают легкими плитками, исключающими эффект поражения для людей. А само здание во время землетрясения не разрушается до основания, а «складывается» или наклоняется. Впрочем, и этого стараются избежать, помещая на крышах многотонные отвесы, способные удержать здание от наклона при самом сильном толчке.
Знакомясь с городом, мы привыкли рассматривать его не только с суши, но и с воды, пользуясь речными трамвайчикам. На пристани оказались японские школьники, которые хором пропели что-то очень энергичное и, по призыву своего учителя-дирижера, дружно замахали нам руками, задав нужную тональность всего дня.
Круиз по реке Сумидагава с ее тринадцатью низкими мостами стал введением в город, который до того многолик и музыкален, что можно различить звуки симфонии из стекла и железобетона.
По примеру Вуди Аллена, который наложил свой черно-белый «Манхэттен» на «Рапсодию в голубом», черно-белый Токио ждет своего японского режиссера и композитора.
При всей увлекательности и разнообразии токийских небоскребов они все же – исключение из правила. В пару с «Одноэтажной Америкой» вполне можно говорить об «одноэтажной Японии», причем, без всякой иронии, потому что настоящая Япония – это трех- четырехэтажные дома под черной черепицей, где, как правило, живут три поколения одной семьи.
Получив в свое распоряжение всего 20% территории на береговой полосе (все остальное – море и горы), японцы этим не ограничились. Понятно, что 127 миллионов человек не могут уместиться на столь ограниченной площади с огромной плотностью населения. На опыте голландцев, которые показали своими польдерами, как отвоевывать у моря землю, японцы поняли главное: борьба с природой не окончена. Они перешли к строительству искусственных островов, создав, таким образом, продолжение города.
Но самое интересное, что в качестве стройматериалов японцы уже больше полутора десятилетий используют... мусор. Разумеется, не привезенный с мусорной свалки, а прошедший специальную термическую и механическую обработку, а после спрессованный в брикеты. С таким способом переработки и применения промышленных и бытовых отходов, ставших бичом для всего мира, дальновидные японцы обеспечили себя стройматериалами на много лет и много насыпных островов. Важно и то, что обработка миллионов тонн мусора устраняет его токсичность, делая безопасным для океанских вод. Так что, если по легенде Япония была создана из капель с копья бога Идзанаги, новые японские острова создаются людьми из мусора.
Первопроходцем стал остров Одайба в Токийском заливе. Его название («бастион») сохранилось с войны, когда японские зенитчики тщетно отбивали атаки американских бомбардировщиков.
Без преувеличения можно сказать, что Одайба – это Минору Мори. Это он вложил свой капитал, хватку и фантазию (признав влияние Ле Корбюзье) в строительство «вертикального города» Роппонги Хиллс, чья высота составляет четверть высоты горы Фудзи. И заодно построил там Музей современного искусства. Мори выбрал проект не японских архитекторов, которые дружно сражались за такой заказ, а американских – из нью-йоркской компании Кон-Педерсен-Фокс.
Казалось бы, что за странное словосочетание «вертикальный город»? Но в сравнении с «горизонтальной» Японией на Одайбе действительно вырос «вертикальный город» с главным, многофункциональным небоскребом, известным как «Башня Мори». Размещение квартир и офисов в этой башне сократило цепочку дом-работа-дом до нескольких минут, так что у деловых жильцов жизнь протекает не столько в «башне из слоновой кости», сколько в башне из стекла и бетона.
Вслед за Одайбой японцы построили в Токийском заливе еще два искусственных острова: на одном расположен металлургический комбинат, на другом – стадион, парк и теплицы.
Так Япония подала пример всему миру – от Австралии до Азербайджана, от Америки до Болгарии. Израиля в этом списке нет. А ведь давно известно, что расширяться нам некуда и наша территория имеет шансы, скорее, сокращаться. Но строительство небоскребов покончит с самобытностью земли, ландшафта и линии горизонта, что уже произошло в Тель-Авиве и скоро произойдет в Иерусалиме. Что же остается? Израильские Одайбы. Светлое будущее, которое тем временем успело стать прошлым. Это прошлое будущее уже освоено до такой степени, что японцы могут планировать увеличение своей территории, исходя из того, что насыпные острова в среднем добавляют ей по 24 кв.км в год. Поразительная цифра, которая могла бы решить множество наших проблем, в первую очередь, жилищную, если бы прозорливые политики и талантливые градостроители давно перешли к строительству искусственных островов вдоль средиземноморского побережья. Произойдет ли это и когда? Исходя из того, что телевидение появилось в Израиле только в 1968 году, ж/д сообщение – в 90-х, скоростной трамвай в Иерусалиме – в 2011-м, а метро в Тель-Авиве начали строить только в прошлом году, лет через 30-40 будут и острова. В первую очередь туда надо перенести аэропорт, чтобы раз и навсегда избавиться от круглосуточного шума в городской черте.
Не нужно изобретать велосипед, потому что шестнадцать японских искусственных островов давно обжиты и обустроены до такой степени, что воспринимаются обычными городскими районами, благодаря великолепным мостам – прежде всего, 570-метровому «Радужному» на Одайбе – и эстакадным автострадам с двух- и трехрядным движением транспорта.
Японцы построили на Одайбе торгово-коммерческие центры, отели, рестораны, выставочные залы компаний Панасоник и Тойота, музей науки с танцующим роботом и макетом блока МКС, и увеселительный парк, куда токийцы приходят целыми семьями. Эдакий ЦПКиО. Симбиоз Эллис-айленд и Кони-айленд. Да и как же иначе, если рядом со стометровым Чертовым колесом стоит уменьшенная копия... Статуи Свободы, которую Франция подарила Японии, как когда-то – Америке.
Правда, на пьедестале нет канонических строк Эммы Лазарус («Пошлите мне отверженных, бездомных...»), что вполне понятно: в Японии нет ни репатриации, ни иммиграции. И, кстати, эмиграции, как явления, тоже нет. Зато здесь определенно проявилось своеобразное японское чувство юмора: таким образом, они поставили себя на одну доску с победителями-американцами, превратив их национальный символ в торговую рекламу своих компаний.
В Токио мы увидели даже местных бомжей, которые укрываются под пандусом здания мэрии и, таким образом, получают постоянную полицейскую защиту.
После многочисленных фильмов о якуза (японцы не добавляют букву «д», как и в Гинзе) можно было ожидать, что в Токио нельзя спокойно пройти по улице или вернуться в отель затемно без того, чтобы тебя не ограбили и не избили. Но кино есть кино, а жизнь есть жизнь и в ней все спокойно. До такой степени, что первичные мысли о личной безопасности и крайней осторожности достаточно быстро улетучиваются, когда сталкиваешься с тихими, обходительными и дружелюбными японцами, от которых не исходит ни малейшего признака агрессии или враждебности.
Что же касается якуза, то, в попытке обойти официальный запрет на казино, они перебрались из Токио в Осаку, взяв под контроль игровые автоматы и проституцию, для которой здесь существует такой эффемизм как «турецкие бани». В Израиле это – «массажные кабинеты».
А с азарными играми, когда они еще были нелегальными, как раз и связано само название «якуза», состоящее из трех цифр «я-8», «ку-9», «за-3». 8+9+3=20. Все, кто играл в «очко», понимают, что это – недобор. Так и прозвали мелких бандитов-игроков – «я-ку-за», считая их недоделанными уродами, у которых не хватает не одного очка, а одного винтика в голове. Когда это название перешло к японской мафии, история умалчивает.
Если же вернуться к ассоциативному значению иероглифов в японском алфавите, закрадывается подозрение, что так же, как японцы позаимствовали у китайцев религию, иероглифы и архитектуру, якуза стибрили у евреев гематрию.
В отличие от Европы, где на каждом шагу висит предупреждение о карманниках, здесь нам попалось на глаза (в Киото) только одно предупреждение местной полиции – об опасности терроризма. И ни слова о карманниках. Может, они переквалифицировались в террористов?
Планировщики Токио, которые в очередной раз перестроили его к Олимпийским играм 1964 года, уделили немало внимания и места зеленым зонам, поэтому в столице хватает превосходных парков. Один из них – Уэно – когда-то обожали спецкоры советского ТВ, приходя сюда 1 мая для съемок профсоюзных демонстраций. Последние состояли из пива с бутербродами и валянья на траве, но в пересказе советских журналистов «сотни тысяч японских трудящихся в едином порыве пришли на борьбу с эксплуататорами». Получавшие хорошую зарплату японские трудящиеся были бы немало удивлены, если бы эти тексты перевели на японский язык.
В парке Уэно много школьников. В частных школах форма мальчиков напомнила советскую школу начала 60-х: фуражки с кокардами и черные кителя с золотыми пуговицами. Не хватало только ремней с пряжками. У девочек – матроски. Тогда как в государственных школах доминирует классический черный низ, белый верх. Учителя приводят их на экскурсию для знакомства с флорой, воспитывая у детей чувство прекрасного. Их учат всматриваться и вслушиваться в течение воды в сопровождении подобающих стихотворных строк.
Здесь особенно многолюдно в короткие дни цветения сакуры, когда бело-розовая метель выстилает дорожки. Уэно похож на маленький городок с храмами, фонтанами, прудами и даже зоопарком. У парка своя история, традиции и памятники, скромно выступающие из листвы.
Ученый в халате с пробиркой в руке – Ногучи Хидео, исследователь сифилиса и желтой лихорадки, от которой он умер в Африке в 1928 году.
Латинская надпись на пьедестале – PRO BONO HUMANI GENERIS – «На благо человечества» наилучшим образом суммировала смысл и цель работы всех ученых мира во все времена.
У южного выхода из парка стоит статуя самурая Сайго Такамори, ставшего прототипом героя фильма «Последний самурай».
Сайго возглавлял императорскую армию, потом сражался с ней и, в конце концов, во избежание плена совершил харакири. Его гибель ознаменовала конец тысячелетней эпохи военного правления. После окончания Второй мировой войны командующий американским оккупационным корпусом, генерал МакАртур настаивал на сносе памятника, усматривая в нем символ японского национализма, но японцы не дали в обиду «последнего самурая», и американцам пришлось уступить – на радость всем посетителям парка Уэно.
Другой восхитительный парк – Хама-рикю, настоящий оазис в центре города. Когда-то он принадлежал основателю могущественной династии, сёгуну Токугаве, потом перешел во владение императорской семьи, а в 1945 году его передали городу.
Здесь нам впервые повстречалась невеста в традиционном наряде, а с ней и жених.
Этот парк исполнен красоты и покоя. Его пруды, аллеи, клумбы, беседки, чайные домики, особо расположенные валуны, вековые сосны и тонко подобранные сочетания камелий, пионов и азалий – все это воссоздает душевный покой после ежедневной гонки по жизни и навевает светлые мысли, над которыми посмеиваются нависающие небоскребы: мол, бетон все переживет.
И здесь же видно другое: японцу мало природы в том виде, в каком он ее получил. У него свое эстетическое представление о абсолютной гармонии, развитое многотысячелетним сплавом религии, философии и искусства. Этот сплав устраняет неизбежное и привычное различие между интеллектуалами и простолюдинами (чего стоит вазочка с цветами над головой водителя автобуса!), потому что они созерцают Господнее творение с одинаковым восторгом и трепетом. Так они смотрят на трехсотлетнюю сосну, и в том же состоянии, состязаясь с природой, трудится над деревьями садовник – прирожденный ландшафтный архитектор, который доводит не только каждое дерево, но каждую ветку до состояния арт-объекта.
Дерево, которое проросло внутри дома, говорит только об одном: выбирая между двумя вариантами, – срубить дерево, у которого есть свой бог, или выстроить вокруг него дом – японец определенно выберет второе.
3. ИМПЕРАТОР
В непрерывной тысячелетней династии императоров Японии 125-й император Акихито взошел на «хризантемовый трон» в 1989 году. Ему 83 года. К нему нельзя обращаться по имени – только «Его Величество Император». Для японцев он остается «божественным правителем», потомком богини солнца, обожаемым с той же силой и страстью, что королева Елизавета Вторая – ее подданными.
Поэтому к окруженному рвом с водой императорскому дворцу – географическому центру города – японцы приближаются, как к святыне, не обрашая внимания на тот факт, что никого не пускают не только во дворец, но даже в парк.
У входа во дворец стоит конная статуя полководца Кусуноки Массасигэ. Поняв во время битвы, что поражение неизбежно, он, как и «последний самурай», совершил харакири, и поклялся возродиться, чтобы перебить всех врагов императора. И ведь возродился – в бронзе.
Дворцовая территория разделена на две части. В западной размещается дворец с личными покоями императора, его семьи и придворных. В восточной, на месте старой крепости, разбит большой сад. Так что всем японцам и туристам остается только издали лицезреть дворцовые ворота и далекие кроны деревьев, аккуратно подстриженные императорскими садовниками.
Впрочем, нашему доброму другу, израильскому профессору биологии, выпала настоящая удача: в декабре 2015 года ему довелось увидеть вблизи императора и императрицу. Он был одним из докладчиков международной научной конференции, которая проходила в Киото в связи с награждением видного японского ученого, профессора Йошинори Осуми императорской премией по биологии. А церемония награждения, на которую были приглашены все докладчики, состоялась в Токио в здании японской Академии наук. Там и присутствовала императорская чета.
Гостей собрали в приемном зале, а потом пригласили в зал заседаний и, когда все расселись, было объявлено, что сейчас появятся император и императрица. На столе перед каждым участником лежала написанная по-английски инструкция с подробными пояснениями, как приветствовать императора (поклоном).
Император и императрица прошли на сцену, где сели на специальные стулья на возвышении. Во время церемонии император не произнес ни слова, но все ораторы, включая лауреата, сначала кланялись императорской чете.
По окончании церемонии все участники были приглашены на ланч в специальный зал. В какой-то момент объявили, что сейчас снова появится императорская чета. Гости выстроились коридором и приветствовали ее появление поясным поклоном. Император сначала побеседовал с лауреатом, а одетая в кимоно императрица – с его женой.
После этого все, кто хотел, могли подойти к императору и императрице, стоявшим отдельно друг от друга, и обменяться несколькими фразами. Оба говорили на английском языке и держались просто, как и подобает истинным аристократам. Император был среди своих, будучи, как и его отец, профессиональным биологом (ихтиологом), автором многих научных статей.
Пробыв на ланче около часа, императорская чета покинула зал, но ланч продолжался.
С научными интересами императора связан конфузный инцидент, о котором он предпочел бы забыть. Вернувшись из Америки, он настоятельно посоветовал японцам разводить «американского леща», что они и сделали. Но скоро оказалось, что чужеземный лещ «дал леща» японской рыбе, вытеснив ее из привычной среды обитания. Как повел бы себя в такой ситуации какой-нибудь советский «кукурузник»? Да никак. А японский император публично (!) попросил прощения у японцев за неудачный совет, после чего одним видом американского импорта стало меньше.
При конституционной монархии император остался «свадебным генералом». За ним сохранились исключительно представительские функции и за год он посещает не менее двухсот мероприятий, участники которых не могут сдержать слез при виде Его Величества. Ежегодно торжественная процессия несет в императорский дворец первый урожай зеленого чая, а император в ответ проявляет уважение к земледельцам: у него в саду есть небольшая делянка, на которой он самолично сеет рис, снисходя с небес на грешную землю, где даже при новейшей японской технологии рис все еще выращивают вручную.
Будучи символом государства и единства народа, император остается с народом, который впервые увидел в 12 лет: в тот день, в августе 1945 года, сто тысяч японцев заполнили огромную площадь перед императорским дворцом и встали на колени, умоляя императора Хирохито простить их за то, что они проиграли войну. Сегодня площадь пуста, но полицейский, охраняющий эту пустоту, придает ей особую торжественность.
Если немцы подписали акт о безоговорочной капитуляции, император Хирохито даже не произнес подобных слов – он просто сказал народу, что война окончилась. Поначалу американцы собирались его судить и повесить, как военного преступника. Но американский профессор антропологии Рут Бенедикт спасла ему жизнь. С началом войны Ведомство военной информации США заказало ей исследование японской культуры, чтобы понять, с кем воюют американцы, результатом чего стала классическая монография Бенедикт «Хризантема и меч». Она достаточно углубилась в японскую культуру, чтобы понять, что почитаемого японцами потомка богини нельзя повесить. Ее самый убедительный аргумент, к которому прислушался президент Трумэн, заключался в том, что в случае публичной казни императора в Японии начнется бесконечная партизанская война.
Нынешний император Японии вырос в государстве, которое распустило армию, закрепив в Конституции запрет на ее создание и отказавшись от войны «на вечные времена». Тем не менее, в прошлом году парламент изменил эту статью № 9, разрешив использовать в военных конфликтах за рубежом хорошо вооруженную гражданскую организацию (!), которая насчитывает четверть миллиона добровольцев. Ее избегают называть «армией» и она носит скромное название «Силы самообороны Японии». Что, конечно, напоминает Армию обороны Израиля.
Среди тревожных дебатов и публикаций на тему демографического кризиса в Японии, связанного с падением рождаемости (двое детей вместе трех-четырех), поучительно посмотреть на императорскую семью, подающую пример японцам. Императрица Митико родила трех детей: старшего сына Нарухито, среднего Акисино и младшую дочь Саяко, которых родители, вопреки правилам, воспитали сами – без бонн и гувернеров.
У 56-летнего наследного принца Нарухито только одна дочь, что ставит под сомнение ее шансы престолонаследия, поскольку в Японии престол переходит только по мужской линии. Средний сын, 50-летний доктор биологических наук, орнитолог Акисино поддержал честь семьи, родив трех детей и, главное, мальчика после двух девочек. Так что, судя по всему, этому мальчику и светит престол после кончины дяди Нарухито. Наконец, 47-летняя Саяко пока остается бездетной, лишившись к тому же сана принцессы из-за мезальянса: она вышла замуж за простого графика. Правда, в свое время ее отец тоже женился на дочери богатого мукомола, но с наследным принцем никто не осмелился поступить так, как поступили с его дочерью, которую после изгнания из дворца вряд ли утешило приданое в размере полутора миллиона долларов.
Завершая рассказ о императоре Японии, самое замечательное, что под него подстроен даже календарь, и летосчисление начинается с его восхождения на престол. Иными словами, сейчас в Японии идет 27-й год. А что происходит в случае смерти императора? Календарь обнуляется и все начинается по новой. Так что Япония – единственная в мире страна, где уже был и будет 1-й год, 2-й, 3-й и т.д. до следующего императора.
4. НА ПАЛЬЦАХ
С тех пор, как в середине XIX века американский коммодор Мэттью Перри силой корабельных пушек открыл наглухо запертые двери Японии, заставив ее подписать торговый договор с США, знаменитый японский изоляционизм существенно поблек. Вплоть до того, что японцы взяли на вооружение американскую поговорку «Если не можешь их победить, присоединяйся к ним». С одной стороны, она явно противоречит самурайскому духу, с другой стороны – воплощает дух времени. Начав с массовой скупки патентов после Второй мировой войны, японцы быстро обошли американцев на их собственном поле во всех ведущих отраслях – от автомобилестроения до электроники. Но это не помешало им подражать американцам в большом и малом. Большое касается менеджмента, а малое – особенностей американского градостроения. Так, в крупных японских городах доминируют цифровые названия улиц (при отсутствии номеров домов) – Первая, Десятая, Двадцатая и т.д. К этому добавляется «Запад» и «Восток».
Но все же, как бы ни поблек японский изоляционизм, он жив-здоров и его видно невооруженным глазом. В массе своей японцы все еще не говорят по-английски, начиная его учить очень поздно – с 13 лет. В duty-free, в крупных универмагах и в отелях еще как-то можно сговориться, хотя как раз в отеле был анекдотичный случай, показавший, как мыслит японец в трудной ситуации.
Сразу после прилета и вселения в токийский отель у нас взяли паспорта, пообещав вернуть их утром. Утром я пришел за паспортами, но не говоривший по-английски клерк никак не мог понять, чего я хочу. Слово «паспорт» вызвало у него полный ступор. Он не понял, какое отношение это имеет к нему лично.Он долго смотрел в компьютер, проверяя наш номер, но там не было ни слова про паспорта. Тут мне пришло в голову, что я нарушил заранее известное правило: не ставить японца в положение, когда ему придется дать отрицательный ответ, а то и, Боже упаси, признать свою некомпетентность. Но дело было сделано и отступать было некуда, как некуда было идти без паспортов. Не переставая улыбаться, клерк ушел и вернулся с коллегой, которому что-то оживленно обьяснял, показывая глазами (не рукой!) в мою сторону. От второго клерка я тоже получил порцию улыбок, но дело не сдвинулось с мертвой точки. Паспортов не было. Короткое совещание двух клерков и поиски в нескольких папках не дали никакого результата. На мое предложение позвонить менеджеру клерки испуганно переглянулись, и снова углубились в компьютер, видимо, думая, что оттуда могут появиться искомые паспорта. Еще через десять минут новых просьб и новых улыбок клерки поняли, что надо звонить начальству и, несмотря на ранний час, позвонили. Дробная россыпь слова «хай» («да») означала, что они все поняли, дико извиняются, абсолютно согласны, все выполнят и немедленно приступят. После чего мне передали трубку. Оказалось, что начальство тоже ничего не поняло и хочет разъяснений. Пришлось заново повторить всю историю с паспортами, которых не вернули. Начальство сказало «о-кей» и отключилось. Через несколько минут меня снова позвали к телефону, и я ожидал еще более высокого начальства, может быть, даже хозяина отеля, но на проводе был... наш гид, который накануне забрал все паспорта, чтобы раздать их перед завтраком, забыв уведомить об этом группу.
Еше лучше приметы изоляционизма видны в магазинах, где нет перевода на английский язык. Что ни баночка, коробка или пакет – одни иероглифы, хоть тресни!
Хорошо, что в японском языке хотя бы оказалось слово «майонез». В царстве иероглифов ты кажешься себе полным неучем в дремучем лесу. С другой стороны, разве не так же почувствует себя не только японец, но и любой иностранец при виде квадратного шрифта в царстве иврита. Но эти мысли не облегчают дела: при отсутствии названия продукта или товара, как и объяснения, с чем его едят и как им пользоваться, ты стоишь перед полками и прилавками, как баран, объясняясь на пальцах. Между прочим, в Японии пальцы помогают больше, чем английский язык. Надо только хорошо знать, какой палец не показывать.
5. КУЛЬТ ЧИСТОТЫ
В Японии чистота без преувеличения возведена в культ. Одно и то же слово «кирей» переводится как «чистый» и «прекрасный». На улицах ни пылинки-ни соринки, и с трудом можно найти мусорную урну. Что же делать? Носить в сумке или в кармане пакетик, чтобы ни в коем случае ничего не бросить на улице. Бросишь – поймают. Поймают – оштрафуют. Так что свой мусор ношу при себе – это про Японию.
От собак не остается никаких следов, а уж окурки... Какие могут быть окурки, когда затравленным курильщикам нет места даже на улице. Точнее, место есть, но его надо искать. Потому что прямо на тротуаре на простом и понятном английском языке (специально для туристов) написано: «Здесь не курят. Курительная зона в ста метрах отсюда. Идите по стрелке». Таким же образом курильщиков изолировали на больших паркингах. Дезодоранты и воздухоочистители раскупаются в огромном количестве. Короче, японский воздух свеж и чист, как все прочее.
Многие служащие носят на работе тонкие белые перчатки. А продавцы, официанты и кассиры стараются избегать контакта с чужими руками, показывая на подносик, куда надо положить деньги.
В холле гостиницы стоял спрей с подробной инструкцией, как его разбрызгать на ладони, тщательно растереть между пальцами, и все это во избежание инфекции. А в Центре Фудзи посетителей встречала бутылка с надписью «Продезинфицируйте руки спиртом».
К заботе о чистоте и личной гигиене надо отнести массовое использование японцами медицинских масок (навскидку, каждый пятый), что превращает офис или вагон метро в подобие операционной палаты.
Раньше маски носили те, кто болел, чтобы не заражать других, и те, кто, таким образом, надеялся спастись от весенней аллергии. Последние лет десять носят, чтобы не заразиться, проводя весь день на работе и в переполненном общественном транспорте. К тому же новая модель одноразовой антигриппозной маски оказалась такой дешевой и эффективной, что ее можно менять несколько раз на дню. И, конечно, спрос на маски резко возрос после аварии на АЭС в Фукусиме, откуда пошло облако радиоактивной пыли.
Но забавней всего, что, судя по результатам социологических исследований, симпатичные и удобные маски носят по причинам, не имеющим никакого отношения к чистоте и здоровью. Например, женщины, торопясь по делам, не успевают привести себя в порядок. Другие не хотят показывать свое лицо, держа при себе свои эмоции. От маски есть и чисто практическая польза холодной японской зимой – она согревает лицо. Кроме того, маски настолько вошли в моду, что отличаются не только разным цветом, но даже запахом.
Поддерживать чистоту дома совсем просто, потому что японский дом... пуст. Обогнав весь мир на целый век в области роботики, Япония осталась верна обычаям старины. Один из них – татами. Соломенная подстилка размером 180х90 см, по которой не ступают в уличной обуви, на нее не ставят мебель на ножках (из всей мебели в японском доме есть только низкий столик), и на ночь кладут на нее матрасы по количеству членов семьи, а утром убирают их в стенные шкафы. 75% японцев все еще спят на полу, зарабатывая себе радикулит в зимние холода, когда голове жарко от обогревателя на потолке, а ногам холодно. Стандартный размер татами утвердился после того, как оказалось, что 180х90 – достаточное место, чтобы самурай улегся со всем оружием и аммуницией. В объявлении о продаже квартир указывается количество татами, как единиц измерения площади. А слова «четыре татами» встречаются веселыми улыбками, означая необходимое пространство для любовных утех.
В деревнях все спят на татами. В городских квартирах обязательно есть комната с татами для пожилых родителей. В гостиницах – комбинация европейских номеров (с мебелью) и японских, где нет ничего, кроме татами.
Борьба за чистоту идет и на рабочем месте. Проезжая мимо какой-то промзоны, мы видели рабочего, который с самого утра сметал песок с площадки, усердно орудуя метлой и подбирая самые мелкие травинки и камушки. В другом случае водители автобусов усердно поливали водой колеса и драили их, доводя до блеска. Последнее вообще типично для японских водителей, которые содержат свой личный транспорт в чистоте без всякого техосмотра.
Япония полна бесплатных общественных туалетов, таких же чистых, как и все прочее. А для домашнего или гостиничного туалета существует железное правило: туда идут только в специальных «туалетных» тапочках, в которых нельзя ходить по комнате, т.к. у японцев есть четкое разделение на «чистую» и «нечистую» зону.
Но первая встреча с японским компьютеризированным унитазом-биде компании «Тото», равного которому нет в мире, может вызвать испуг.
До конца Второй мировой войны в Японии были исключительно «восточные» унитазы без сиденья, узкие и длинные, вмонтированные прямо в пол, которые под влиянием американских оккупантов сменились на «западные» (хотя и сохранились в деревнях и храмах), перейдя в конце 80-х годов на дистанционное управление.
Поначалу не знаешь, на что нажимать, и что означает каждая кнопка на широкой ручке, где далеко не всегда есть перевод на английский. К тому же красные и зеленые огоньки устрашающе мигают и ты цепенеешь в ожидании позора. Если же приглядеться, окажется, что на бачке или на стене почти всегда есть ручка для спуска воды, так что хотя бы из такой трудной ситуации варвар может выйти без потерь. Точнее, все потери останутся в унитазе.
По русскому интернету загуляла научно-фантастическая история неизвестного автора о том, что в туалете японских гостиниц на стене висит плата с двумя кнопками: «нормальный желудок» и «запор». Нажимаешь на вторую кнопку и якобы из унитаза выдвигается вакуумный шланг с присосками и спец. приспособлениями, избавляющими от запора. Совершенно авторитетно могу сказать: ни в одной из четырех очень хороших гостиниц не было ничего подобного, как не было ни в одном из ресторанных, привокзальных, придорожных и приозерных туалетов в десяти городах Японии.
А вот беспроводная контрольная панель на стене, напоминающая кабину пилота, иногда действительно есть, но не с двумя кнопками, а с доброй дюжиной, включая то, что на японском английском называется «Носик чистый», а на нормативном английском «Чистящий носик». О назначении этой водяной трубочки (одной или двух) размером с карандаш легко догадаться: она ни в коем случае не касается тела, до и после процедур сама себя промывает и дезинфицирует, а идущая из нее струя воды переключается на массаж, вибрируя и пульсируя по вашему желанию. После чего включается фен, что экономит потребление туалетной бумаги. Такие унитазы стоят в среднем до $500.
В самых последних, сенсорных моделях, которые светятся в темноте, крышка с антибактериальным покрытием открывается, когда вы подходите. Стоит встать с сиденья, как включается воздухоочиститель и автоматический слив мощного потока воды. Крышки не надо касаться – она опустится, как только вы отойдете. Бачок наполняется водой совершенно бесшумно, а встроенные динамики имитируют шум воды, чтобы заглушить неприятные звуки, издаваемые человеческим организмом. Все эти модификации позволяют людям не только выходить из туалета очищенными, омытыми и высушенными, но также получать результаты экспресс-анализа мочи с содержанием сахара, точные данные о пульсе, кровяном давлении и температуре тела с предупреждением о превышении нормы. Уже есть «говорящие» унитазы, которые приветствуют вас при входе в туалет, хотя пока еще не могут кланяться. Правда, сенсорные модели и стоят не дешево – от $5,000 и выше.
В 80% японских домов стоят чудо-унитазы, которых теперь больше на душу населения, чем персональных компьютеров. Такое внимание к домашнему туалету объясняется тем, что в малогабаритных домах он остается единственным местом, где можно закрыться и побыть одному. Не говоря о том, что зимой без центрального отопления очень холодно, так что для японца подогреваемое сиденье унитаза – не роскошь, а необходимость.
Одержимость японцев унитазами дошла до того, что 10 ноября по всей стране отмечается «Туалетный день». День и месяц выбраны потому, что цифры 10/11 можно прочесть, как «ии-то», «хороший туалет».
Для Японии искусственные острова – это прошлое. Ее унитазы – наше будущее.
Как хотелось бы увезти в наши края замечательный японский унитаз, чтобы, сидя на подогреваемом сиденье, под симфоническую или любую другую музыку, меняя температуру и напор воды, думать о передовой японской технологии и радостях тела с его большими и малыми нуждами.
Однако апофеоз чистоты – это «онсен».
Открытый в отеле с шести утра до полуночи, онсен выполняет функции общественной бани, хотя японцы были бы оскорблены таким сравнением. Почему? Потому что, с их точки зрения, в этом храме чистоты с горячим источником (а их по всей стране до 60,000) только телесно чистый человек готов к постижению духовной чистоты и просветления. Для этого следует сначала искупаться в отдельной загородке с ручным душем, где стоят деревянная табуретка, шайка и набор жидкого мыла, шампуня и ополаскивателя. После первого круга физического самоочищения можно шагнуть в бассейн с минеральной водой, чья температура может достигать 40 градусов. Ужас? Нет, не ужас. В воду надо опускаться медленно и через считанные минуты тело привыкает к температуре, начинает распариваться, а человек – погружаться в блаженное состояние, которое возрастает с переходом из обложенного камнями закрытого бассейна в открытый, на свежем воздухе, с видом на леса и горы. Тут уже наступает духовное самоочищение с омоложением организма до состояния новорожденного.
На вопрос, можно ли ходить в онсен в купальнике или в плавках, есть два ответа. По старинной традиции – нет. По новомодной – кое-где да. Хотя кого стесняться, если мужчины идут в свой онсен, а женщины –в свой. К тому же голым людям гарантировано полное равенств, и в онсене не разберешь, кто – пастух, кто – император. Все это напоминает еврейскую «микве» с разделением по полу, где точно так же требуется предварительно принять душ и только потом окунаться в ритуальный бассейн с чистой водой, которую меняют ежедневно.
Для колоритности картины следует добавить, что постояльцам гостиницы выдают кимоно с поясом (мужское и женское трех размеров) и плетеные тапочки или очень удобную пижаму одинакового покроя, в которых они – превратившись в подобие японцев – идут в онсен, оставляя одежду в раздевалке. Полотенца приносят с собой из номеров.
Существуют строгие правила посещения онсена, которые ждут постояльца в номере вместе с Новым заветом и учением буддизма на японском и английском языке. Вот как выглядят Десять заповедей по-японски:
1. До прихода в купальную зону обмыться в душе.
2. Не входить в бассейн с полотенцем и следить, чтобы волосы не падали в воду.
3. Избегать разговоров – чего по определению не может быть в «микве», где весь смак состоит не только в том, чтобы очиститься, но заодно узнать все новости.
4. Перед возвращением в раздевалку насухо вытереться полотенцем.
5. Не выходить к бассейну в одежде и шлепанцах, которые остаются в шкафчиках.
6. Запрещено приходить с фотоаппаратами и мобильными телефонами.
7. Людям с татуировками и пьяным вход воспрещен. Со вторым все понятно, а первое требует пояснения: запрет на татуировки появился для того, чтобы отвадить татуированных с ног до головы якуза от посещения онсенов, что могло повлиять на
репутацию и доходность заведения.
8. Запрещено приносить еду и напитки.
9. Не засыпать в купальне и в сауне.
10. Не стирать одежду и не сушить волосы.
После всего сказанного нельзя не ужаснуться нашему попустительству в сероводородных источниках Хамат-Гадер, куда входят без всякого душа, орут над ухом, перекрикивая громкую музыку, беспрерывно фотографируются и даже говорят по телефону.
Не мудрено, что еженедельное посещение онсена поддерживает японцев в отличной форме: мало того, что они выглядят бодрыми и энергичными, у них очень хорошая кожа, которую женщины доводят до полного блеска с помощью натуральной японской косметики.
6. ЛЮДИ И БОГИ
У японца налажены очень ровные и взаимоприятные отношения с богами, будь то Будда или неисчислимые языческие боги природы: японец живет так, как считает нужным, а боги благословляют его жизнь и труд, не обрушивая на его голову ни наказаний, ни проклятий. При такой комбинации Будды с богами земли и моря японец, буддист и синтоист – это одно и то же лицо приятной наружности. Поэтому опрос не религиозных, но традиционных в массе своей японцев, живущих так, как жили деды и прадеды, показал, что число верующих буддистов и синтоистов вдвое превышает число жителей Японии. Объясняется это очень просто: никто не мешает японцу одновременно исповедовать буддизм и синтоизм, потому что невозможно устоять против простоты и притягательности последнего, существующего только в этой стране. Синтоизм был порожден обожествлением природы, что вошло в плоть и кровь каждого японца. Казалось бы, в Японии много буддистских храмов, но синтоистских еще больше, потому что они не требуют ни ежедневных молитв, ни многоярусных пагод, ни сусального золота – достаточно каменных изваяний в целомудренных красных передничках (поскольку они не в храме, а на улице).
С той же простотой устроена уличная молельня, к которой подходит по дороге на работу или с работы человек, чтобы дернуть за матерчатую ленту колокола, дважды хлопнуть в ладоши и замереть на несколько минут наедине с невидимым и своими размышлениями о невыносимой трудности бытия.
Хлопки в ладоши призваны разбудить дремлющих богов разного ранга, которые так устают от людских просьб, что дремота – их обычное состояние.
Тех, кто привык к нетерпимости и кровавой вражде религий (иудаизм натерпелся от христианства и ислама, а внутри ислама шииты и сунниты воюют уже много столетий), не может не покорить дружное сосуществование буддизма и синтоизма: они не только не рвут друг другу глотки, не занимаются миссионерством, но весьма благосклонно относятся к любому человеку, который сделал свой выбор. Кстати, император исповедует синтоизм, как и вся его семья.
Религиозная терпимость японцев лучше всего видна в храмах, куда приходят люди самых разных религий, уверенных, что уши японских богов открыты и для их просьб тоже. Это было особенно хорошо видно в живописном квартале Асакуса у храма Сэнсо-дзи – первого буддистского храма, увиденного нами в Японии, где он считается одним из древнейших. А рядом – пятиярусная пагода, «святилище трех богов». В храме пахнет благовониями и слышны удары барабана, в который бьют монахи.
В народе храм Сэнсо-дзи называют Каннон – по имени богини милосердия и удачи, к которой всегда стоит очередь, ей воскуряют фимиам (в буквальном смысле слова, покупая ароматические палочки), в ее честь названа знаменитая фирма «Canon». А воду для ритуального омовения рук из ее фонтана, которая бьет из пасти мелких дракончиков, надо набрать так, чтобы она стекала по ручке черпака – тогда удача не замедлит явиться.
Если в русском языке слова «дорога к храму» несут высокий духовный заряд, в Асакусе это всего лишь топографическая примета, поскольку к храму ведет пестрая улочка Накамисэ, набитая магазинами и сувенирными лавками (отсюда и ее название – «среди лавок»). С древних времен около храмов шла бойкая торговля не только культовыми предметами и амулетами, но и всякой всячиной, включая еду. Не нарушена эта традиция и здесь, причем большинство лавок торгует отнюдь не «божественным»: обувью, одеждой, сумками.
Что касается амулетов в каждом храме («омамори»), это – разноцветные мешочки и фигурки от сглаза и злых духов, для удачи, семейных радостей, укрепления здоровья и долголетия. Последний вопрос у японцев решен так эффективно, что они вполне обходятся без «омамори», налегая на рис, овощи, морепродукты, и добившись того, что 55,000 человек уже перевалили за сто лет. А в общемировой группе долгожителей японцы стабильно занимают первое место.
Следующим храмом было святилище 122-го императора Мэйдзи – великого реформатора, который в прямом смысле слова привел Японию из Средневековья в XX век под девизом «японский дух и западные знания». Как сказано в поэме императора Мэйдзи, «добиваясь добра и отвергая все, что есть зло,/ наше желание в том, чтобы благоприятно состязаться/ с другими заморскими землями».
Как всякий настоящий реформатор, Мэйдзи, которого сравнивают с Петром I, начал с себя. Не знаю, стриг ли он бороды своим боярам, но у себя на макушке начисто состриг пучок волос, стал носить западную одежду и по достоинству оценил иноземные вина, которые пил вместе с саке. Поэтому здесь очень естественно выглядят бочки с саке, которые владельцы винно-водочных компаний привозят в дар храму и расписываются на них, когда там не остается ни капли. А рядом под навесом – ряды других бочек, с бургундским вином, которое виноделы Франции прислали в дар храму для церемонии освящения чуть ли не сто лет назад. Неужто до сих пор не выпили?
В синтоистский храм входят через «торий» – подобие ворот с двумя поперечными перекладинами.
В переводе торий означает прозаический «насест», на который по легенде посадили петуха, чтобы его кукареканье выманило из пещеры обиженную богиню солнца. Затея удалась и торий стал национальным символом Японии. Мы видели его десятки раз на земле, а один раз – даже на воде, из чего следовало, что храм либо ушел под воду, либо остался в сердце.
Святилише Мэйдзи сочетает храмовой комплекс с большим парком, где есть чуть ли не все разновидности деревьев и кустарников, растущих в Японии, а скрипящий под ногами мелкий щебень, полумрак и полная тишина готовят посетителей к почтительному созерцанию того, что в других странах назвали бы мавзолеем. Однако в Японии с ее культурой обязательной кремации нет никаких мумий, да и само горизонтальное строение, типичное для японской храмовой архитектуры, не повергает людей в смущение своими размерами и украшениями. Среди посетителей и почитателей давно усопшего императора много молодежи. Правой рукой они бросают на решетку несколько монет, дважды хлопают в ладоши и застывают в молитвенной позе, сложив руки.
В храме Мэйдзи есть Древо желаний – эдакая перекличка с Западной стеной Иерусалимского храма или «Стеной плача». Разве что здесь желания пишут не на бумаге, а на деревянных табличках стоимостью в 500 йен ($ 4,6), и не прячут их в расщелины камня, а торжественно вешают на ограду. Желания на разных языках только подтверждают мысль о том, что любой человек любого вероисповедания может обратиться к добрым японским богам по любому поводу. На случай, если собственный бог не слышит.
Из посланий на английском языке видно, что все люди хотят сохранить крепкое здоровье и жаждут любви. Одно из них стоит привести целиком:
«С днем рожденья, мой любимый! Я вечно благодарен за то, что встретил тебя, Б.! Я всегда буду любить тебя. Миша». И тут же – ответ: «Спасибо за чудный день рожденья и потрясающую жизнь с моим любимым. Наши души всегда будут вместе. Мой мир – это ты. Брайан».
7. КАБУКИ
Среди развалин Токио после американской бомбардировки каким-то чудом уцелело здание театра «Кабуки», находящееся на модной Гинзе под небоскребами и сразу привлекающее внимание своим изысканным фасадом в стиле былых времен.
За последние 400 лет не изменились ни манера актерской игры, ни сюжеты пьес, ни главное правило, по которому все женские роли играют только мужчины.
«Кабуки» – единственный в мире театр, где профессия переходит по наследству. В мире немало сыновей актеров, врачей, инженеров, ученых и пр., но только в Японии можно встретить правнука и праправнука актера «Кабуки», выступающего на той же сцене, в той же пьесе, в той же роли.
Представление о спектаклях «Кабуки», как многочасовой тягомотине, оказалось чистейшим мифом, который, вероятно, взращивают конкуренты из варьете и караоке в борьбе за клиентуру. На самом деле все обстоит очень просто: в течение дня пьеса из 4-5 актов идет на утренниках, пополудни и вечером с разбивкой по одиночным актам разной продолжительности, на которые продаются отдельные билеты. Дороже – в партер, дешевле – на галерку (где, заметим, очень удобно и все отлично видно). Так что для первого знакомства с японским национальным театром получаса достаточно не только для того, чтобы сказать «Я это видел», но чтобы оценить острое своеобразие совершенно иной культуры.
Как раз в «Кабуки» театр действительно начинается с вешалки.
Лифт поднимается сразу на четвертый этаж, где в кассе заранее предупреждают, что если вы опоздаете на минуту, все места будут заняты, поскольку на галерке они не нумерованы. Почему же тогда на билете стоит номер? Разве это не номер места? Нет.
Зрители пунктуально являются минута в минуту и ждут в узком коридоре, увешанном афишами. Японки приходят в театр не только в западной одежде, но и в разноцветных кимоно.
Потом появляются капельдинеры, которые выносят плакатик с номерами. Не мест – очереди. Скажем, с 31 по 40. Одни уходят – остальные ждут. С 41 по 50. Остальные ждут. Наконец, проходят все, но не в зрительный зал, а в коридор, где зрителей выстраивают в три шеренги, как на демонстрации. Пока они стоят и ждут, капельдинеры объясняют, – по-японски! – что в зале нельзя фотографировать, говорить по телефону и вообще разговаривать. Иностранцам показывают все это на картинках. Потом каждую шеренгу по очереди запускают в зал и еще раз повторяют запреты, показывая картинки во все стороны.
Амфитеатр относительно невелик. Полно народу: преимущественно японцы, некоторые из которых знают пьесу, как музыканты – партитуру.
Мы попали на 4-й акт пятиактной пьесы под названием «Золотые ворота и павловния», поставленной в 1778 году. С воротами понятно. Но что такое «павловния»? Половник по-японски? Полковник? Поиск в интернете обнаружил дерево в Восточной Азии, названное в честь... великой княжны Анны Павловны, дочери русского императора Павла I. Листья павловнии красуются на государственной печати Японии. Это ли не театр!
Главный герой пьесы Ишикава Гамон был полулегендарным разбойником XVI века и предтечей Робин Гуда: все награбленное он раздавал бедным. Свой ужасающий конец японский Робин Гуд нашел после неудачной попытки покушения на генерала Хисайоши, который приказал сварить его живьем. После такого исторического экскурса легче понять изложенное в буклете содержание 4-го акта:
«Известный разбойник Ишикава Гамон сидит у больших ворот храма, наслаждаясь зрелищем цветущей сакуры. Однако его наслаждение резко обрывается, когда появляется генерал Хисайоши, который убил его отца».
Это все. Каким же актерским мастерством надо обладать, чтобы сыграть наслаждение зрелищем цветущей сакуры?
Первым на авансцену вышел юноша в черном кимоно, поставил на пол деревянную чурку и ушел. За ним появились два почтенных старца, тоже в черном, один из которых держал в руках сямисэн – щипковый, трехструнный инструмент, чей корпус обтянут кошачьей или собачьей кожей. Он картинно и торжественно поставил ногу на чурку и тронул струны. Раздались аплодисменты. Видимо, это был известный виртуоз и мастер своего дела. Звук сямисэна сначала был резким, потом монотонным. Под перезвон струн второй старец дребезжащим голосом затянул нескончаемую мелодию на одной ноте, хрипя и волнуясь от переживаемого момента. Публика переживала вместе с ним. Видимо, это было краткое содержание предыдущих трех актов или пролог к четвертому. Публика внимательно вникала в каждое слово. Мелодично позванивали струны, однообразные завывания уносились в восприимчивый зал, и после трех минут оба старца медленно и величаво удалились за кулисы под гром аплодисментов. Снова вышел юноша в черном и унес чурку.
После этого дивертисмента розово-фиолетовый занавес не поднялся и не раздвинулся. Он убежал! Причем в противоположные стороны. Судя по мельканию ног, в каждой складке было по одному рабочему сцены.
Все дальнейшее можно описывать с точки зрения европейца и японца.
С точки зрения европейца, дело выглядело так.
На сцене, как и было обещано, неподвижно сидел японский Робин Гуд – широкоплечий детина в красно-черно-золотых одеждах. За его спиной красовались богато разукрашенные ворота, а сверху летели лепестки, обозначавшие цветение сакуры, которым наслаждался разбойник, упорно глядя на первые ряды партера, где сидели фанаты «Кабуки». В правом углу сцены снова появились два старца и музыкант тронул струны. Зазвучала мелодия, ставшая лейтмотивом всего спектакля.
Наслаждение сакурой выражалось у разбойника Ишикавы довольно странно: когда он начал свой монолог, было полное ощущение, что у него... запор. Бедняга тужился изо всех сил, о чем говорило каждое слово, выжатое им из себя. Эти слова были полны подлинно физиологического страдания, которое разделял сочувствующий зал. Несколько раз звучало «браво» на японский лад. За нашей спиной пожилой господин со слезами на глазах начал постанывать в тон с героем. Запор продолжался еще несколько минут, пока из-за храма не вынырнул слуга в черном с длинной палкой, на конце которой красовалась белая бумажная птица. Помахивая этой «птицей», он приблизился к Ишикаве, который вынул из-под крыла большой свиток и начал его читать, тужась изо всех сил. Зал разразился аплодисментами.
Потом появились два самурая с мечами, которые, встав по бокам Ишикавы, сначала опробовали клинки, потом коснулись ими его плеча, а потом сняли с него красно-золотые одежды, оставив хозяина в боевом черном наряде.
Двухярусная сцена поднялась, и для зрителей галерки от Ишикавы остались только ноги, а на нижнем ярусе появился обещанный генерал в белом, который молча походил по сцене с угрожающим видом, помахивая каким-то черпаком. Между двумя героями пьесы не было никакого контакта, никакой визуальной связи, они не обменялись ни словом. На этом все закончилось под бурю оваций.
Так это выглядело с точки зрения гайдзина, несведущего в национальной традиции «Кабуки» с ее незыблемым каноном, столь хорошо знакомым японцам. Для них эта поразительная лаконичность, символика и графичность (а все это, действительньно напоминает ожившие старинные японские гравюры) заключает в себе глубокую внутреннюю драму, которая, судя по реакции зрителей, за двести с лишним лет никого не оставила равнодушным. Каждое движение, жест, слово – все это наполнено многоплановой символикой и несет со сцены в зал вихрь эмоций, которые в самом лучшем переводе с японского останутся для нас закрытой книгой. Хотя, надо признать, что при всей видимой смехотворности пересказа содержания пьесы, эта закрытая книга завораживает даже тех, кто не может ее прочесть, тем самым таинством, которое и составляет душу настоящего театра. К тому же каждая картина становится здесь именно картиной, и привычные слова «картина первая», наконец, обретают подлинный смысл. Нам трудно услышать «Кабуки», но легко увидеть и ощущить всю прелесть его картин.
8. УЛЫБКА РАКУШКИ
Как было написано в программе, мы «отправимся из Токио в Йокогаму, где полюбуемся панорамой делового квартала Минато Мираи и увидим колоритный Чайна-таун, полыхающий многоцветьем красок».
После Токио панорама выглядела весьма заурядно: стандартные торговые центры с такими же стандартными небоскребами. Не менее заурядным выглядел еще не проснувшийся Чайна-таун, схожий, как две капли воды, со всеми китайскими кварталами в других странах. Чтобы увидеть «полыхание» красок, сюда надо приехать не рано утром, а поздно вечером.
Веселыми были разве что детали.
Кроме нас, по кварталу бродила с утра группа японцев – сотрудников какой-то компании, которых, вероятно, интересовало, в каких условиях живет в Японии 1% китайского нацменьшинства. К нацменьшинству относится и 20-30 тысяч русских. Это уже не белоэмигранты и не их потомки, а советские граждане, искавшие, где лучше. И разделяются они не по партийной принадлежности или степени монархизма, а всего лишь по тому, когда уехали: в 80-х или в нулевых. Первые называют себя «старорусскими», а вторых – «новорусскими». Как и всюду, у них свои сообщества и свои конфликты. Более высокий статус у тех, кто сумел получить японское гражданство, отказавшись от российского. Отдельную группу составляют русские и украинские жены японцев, не ожидавшие, что в XXI веке им придется спать на полу. Так же, как русские и украинские жены израильских арабов не думали, что их ожидает жизнь в деревне среди многочисленной и не всегда дружелюбной родни мужа.
Зато на набережной этого портового города стало легче дышать, и было не так обидно от несбывшегося желания осмотреть Иокогаму хотя бы с 300-метровой высоты главной городской башни. Океан смыл все обиды.
В парке красовался фонтанный ансамбль, в центре которого, как следовало из надписи, стояла «Хранительница воды», подаренная Йокогаме жителями Сан-Диего. Вблизи хранительница сильно смахивала на «Родину-мать».
Как сказал встреченный в парке старый японец, проживший в Йокогаме 50 лет, набережная – любимое место горожан разного возраста. В одном случае это было очевидно. Да и расписанные плитки тротуара говорили о том же.
Вопреки знаменитому «и на Тихом океане наш закончился поход», наш поход только начался с вида на океан. А остановка на побережье Тихого океана в курортном городке Еношима примирила нас с жестким графиком.
Число кафе и закусочных рассчитано на нескончаемый поток туристов, который течет с завтрака до обеда, и с обеда до ужина. Для их удобства существуют не только меню с картинками, но превосходно сделанные пластиковые муляжи любого блюда, которые так и хочется съесть. А на десерт рекомендуется вкуснейшее мороженое, сделанное на основе зеленого чая, как и многие японские сладости.
В Еношиме тоже есть храм, к которому ведет своя дорога – не торговая, как в Токио, а многоступенчатая, подразумевая восхождение тела и возвышение духа.
Боги Еношимы живут и в более тихих уголках, довольствуясь обычным японским двориком с его малыми формами и умелой комбинацией камней, цветов и растений.
До пяти-шести лет ребенок в Японии не слышит слова «нет». Он свободен. На него никто не кричит и не дергает – за ним наблюдают, держа его в поле зрения. За все время поездки именно в Еношиме единственный раз раздался окрик, да еще по-русски: «Рикю, сколько раз тебе говорить, чтобы ты не бегал!» То, что этот ребенок-полукровка слышит от своей русской матери, японский ребенок никогда не услышит от родителей. Правила хорошего тона требуют от них молчать, что бы он ни выделывал.
Дружелюбие и радушие японцев сразу дадут себя знать, как только они почувствуют внимание к себе. И тогда даме с собачкой ничего не стоит подхватить ее на руки и весело посмотреть в обьектив. Улыбаются обе – и дама, и собачка.
А на душе становится так хорошо, что кажется, будто керамическая ракушка на тротуаре тоже улыбается. Если можно себе представить улыбающуюся ракушку.
9. ВАН-ГОГ ШАГАЕТ ПО ПОЛЯМ
Чем дальше мы уезжали от Токио, тем больше постигали настоящую Японию древних времен. Так, Хаконэ был когда-то перевалочным пунктом на торговом пути самураев в Токио, а теперь стал горным курортом. Первоклассные отели сменили постоялые дворы, а вместо коновязи раскинулись паркинги, где стоят такие машины, о которых заграницей не имеют ни малейшего понятия: Япония экспортирует всего несколько традиционных марок, оставляя все прочее для внутреннего пользования, растущего с той же скоростью, что и транспортные пробки.
В 1969 году Музей под открытым небом в Хаконэ был первым в Японии в своем роде. В известном смысле слова он остался таким по сей день, потому что где еще найдешь подобную комбинацию немыслимой красоты природы, оттеняющей красоту скульптур – от Бурделя и Генри Мура до неизвестного нам японского мастера Хурио Сато (1912-2011).
Но полное восхищение вызвал «Ван-Гог шагает по полям» Осипа Цадкина. Нельзя себе представить лучшего места для такой работы, идеально вмонтированной в окружающий ландшафт. Когда-то я видел пьесу покойного израильского писателя и драматурга Моше Шамира «Он шел по полям», но только в Хаконэ это название воплотилось в жизнь, тем более, что в роли сабры Узи нам явился Ван-Гог, в котором есть что-то дон-кихотское.
Таким его отлил Цадкин, ощутив творческий порыв от того места в переписке с братом Тео, где Ван-Гог пишет, как рано утром, закинув за спину мольберт, он уходит в поля. В Хаконэ он нашел свое место, сохранив легкость поступи и радость бытия, еще не перенесенную на холст.
Не меньший сюрприз поджидает на дорожке за спиной Ван-Гога, которая упирается в галерею Пикассо, построенную в 1984 году. В этой двухэтажной галерее собрано множество работ Пикассо всех видов и во всех жанрах. Надо было приехать в Японию, чтобы увидеть его витражи, не виданные нами ранее. Да и вообще, не считая музея в Барселоне, где любовно собраны его детские и юношеские классические работы, или двух музеев в Мадриде, обычно картины Пикассо всегда с кем-то соседствуют. Здесь, в Хаконэ, великий испанец безраздельно воцарился в своем просторном японском доме, оставшись не только на холстах, рисунках и офортах, но в скульптурах, керамике, золоте, бронзе, где много вариаций на знакомые темы. Да еще преинтереснейшее собрание фотографий, сделанных американским фотографом, который много лет «подсматривал» за Пикассо во время работы и во время еды, в одиночку и с любимыми женщинами.
Совсем недалеко от павильона Пикассо находится онсен для ног. Как это логично: когда усталая душа отдохнула, очередь за усталыми ногами, которые так хорошо окунуть в горячие воды горного источника.
Наутро в отеле нам подали завтрак в длинных, двухэтажных деревянных коробках, где стояло множество плошек и чашек, а в центре стола на горелке, на бамбуковом листе, жарилось яйцо в какой-то благоухающей подливке по местному рецепту. Врожденное чувство прекрасного превращает каждого японца в эстета. Достаточно увидеть кусочек рыбы, украшенный зеленым листиком, несколько красных горошин, доводящих до абсолюта композицию из стрючков, или столь любимую японцами редьку, розовеющую от стыда за то, что она лежит одна без всякого сопровождения.
10. ВСТРЕЧА С БОГИНЕЙ
Природа Японии божественна. Особенно весной. Мы немного опоздали увидеть цветение сакуры, но все остальное ошеломило своим буйным многоцветьем и каким-то вечным покоем. Как бы в компенсацию за то, что японцам осталась для жизни только узкая прибрежная полоса, они окружены фантастическими горами и долинами, лесами и сопками, реками и озерами, островами и бухтами. Лучше всего это видно в природно-историческом заповеднике Никко, занесенном в Золотой фонд всемирного культурного наследия ЮНЕСКО.
Глубокое и кристалльно чистое озеро Тюдзэндзи, которое в народе называют «море счастья», находится по дороге в Никко. Здесь автобус сделал остановку перед тем, как, накручивая виражи, забираться в горы, где первые буддистские монахи искали и нашли бога, которому начали строить храмы.
А там возник и городок Никко («солнечное сияние»),
чье название перешло на знаменитый заповедник. Здесь, среди озер и горячих целебных источников, пещер, ущельев и водопадов японцы возвращаются к своим корням в количестве десяти миллионов человек в год.
Японская пословица гласит: «Не говори ни о чем, что это прекрасно, пока не увидел Никко».
Красоты Никко обрушиваются с той же силой, что и водопад Кэгон, низвергающийся со стометровой высоты, и Риуцу с его каскадными террасами, окруженные растительностью невообразимой яркости.
Не менее ярок и храмовой комплекс, состоящий из трех главных святилищ с очень высокими и крутыми ступенями, и тридцати малых храмов, к которым ведет аллея реликтовых криптомерий (япон. «суги», прямое дерево).
Всего четыре дня в году – 17-18 мая и 17-18 октября – здесь проходят празднества, на которые приезжают члены императорской семьи. И надо же, мы попали в Никко 17 мая, чтобы узнать, что празднества закрыты для туристов, которым пришлось пережидать в ресторанчике у озера, где мы заказали рисовый суп, редьку, рис с яйцом всмятку и свежевыловленную форель.
К полудню от народного шествия остались бамбуковые шесты для регулирования толпы. Зато во все храмы можно было войти без толкучки, разувшись и надев предварительно припасенные носки. Для обуви сделаны специальные стойки – все аккуратно, удобно и совершенно безопасно. Но ни шагу в сторону, потому что нельзя, никак нельзя (!) ступить в обуви на деревянный пол храма.
В буддистских храмах, естественно, всюду Будда – разной высоты, из разного материала, в одиночку, в окружении богинь, стоя, сидя и даже верхом на павлине, чего больше не найти во всей Японии. Но категорический запрет фотографировать под угрозой конфискации фотоаппарата лишил нас возможности показать, как это выглядит. Во внешнем виде красно-золотых храмов весьма ощутимо китайское влияние. И вокруг – множество каменных фонарей в память тех, кто сделал храму то или иное подношение.
На священной конюшне, из которой по праздникам выводят белую лошадь (а Япония регулярно получает ее в подарок от правительства Новой Зеландии) – резной барельеф с обезъянками, которые по традиции приносят здоровье и удачу, и во множестве живут в парке. Казалось бы, при чем тут обезъяны? А при том, что в средневековой Японии верили, что они могут уберечь лошадей от заболеваний. Среди жизненного цикла обезъянок, как этического наставления людям, есть, возможно, оригинал трех знаменитых мартышек «Не вижу, не слышу, не говорю». С добавкой «зла» после каждого глагола.
В центре храмового комплекса стоит синтоистское святилище полководца и государственного мужа, великого сёгуна Токугавы Иэясу (1543-1616), одной из ярчайших фигур японской истории. На то, чтобы рассмотреть одни лишь ворота, может уйти немало часов. Поэтому, кроме названия «Китайские ворота» и «Ворота солнечного света», их называют «Воротами сумерек», до которых едва хватит времени, чтобы рассмотреть пятьсот изображений людей и животных, инкрустации, орнамент, резьбу по дереву и кости, всех птиц и драконов, охраняющих вход.
Впрочем, в восторженный хор ворвался одинокий голос Ильи Эренбурга, к которому стоит прислушаться:
«В десятках английских и французских книг пагода-мавзолей сёгунов Токугава в Никко описывается как шедевр японского зодчества. Этот храм, построенный в XVII веке, громоздок, пестр, пожалуй, даже криклив. А сила японского искусства в его необычайной простоте, наготе, в пренебрежении ненужными подробностями, в понимании материала, который подается незамаскированным, скажу больше – в лирическом, взволнованном подходе к материалу. В Никко можно найти множество искусных деталей, но искусность еще не означает искусства: это, если угодно, японское барокко. Достаточно сравнить мавзолей в Никко с пагодой Хорюдзи в Наре, с более поздними дворцами Киото, чтобы понять, насколько украшательство, пышность, внешняя эффективность чужды японскому духу» (1960).
Пока мы не доехали до Нары и Киото, согласиться с таким утверждением было трудно. Когда доехали, стало легче.
Поскольку мы не были на празднике, то не увидели ни белой лошади, ни ношения паланкинов с душой великого сёгуна и его соратников. Зато внутри храма нас ожидало неожиданное развлечение, почти аттракцион, не свойственный такому месту. Стоявший у саркофага монах... бил баклуши. Возрождая первичный смысл русской идиомы, он методично ударял одним деревянным бруском о другой, извлекая длинное эхо только в этой точке. Стоило ему отойти на шаг, как эхо обрывалось. Стоило вернуться, оно снова тянулось и длилось. Это называлось «плачущим драконом». Поскольку никто из нас не слышал, как плачет дракон, пришлось поверить на слово бойкому монаху, который тем временем перешел к рекламе каких-то шариков, издающих похожие звуки и продаваемых рядом вместе с амулетами и китайскими знаками зодиака.
Ну, во-первых, эхо в определенной точке не такое чудо, как переход евреев через Чермное море. Во-вторых, я думаю, мы слышали не плач дракона, а плач самого Токугавы, который хотел бы изгнать из храма массовика-затейника.
Намного сильнее подействовали сто бронзовых драконов в кесонном потолке другого зала, где также были две дюжины старинных картин с классическими элементами, которые пожертвовал храму один из императоров, собственноручно начертав на каждой несколько стихотворных строк.
Рядом с нами сидел на полу целый класс, внимая объяснениям учительницы. В японской школе детей с пяти лет учат выписать более 5,000 иероглифов, что вырабатывает твердую руку и навыки художника. Казалось, что, глядя на полотна, они чуть ли не водили рукой по воздуху, повторяя те строки, которые читала учительница. У японских школьников часто бывают выездные занятия, когда они изучают историю ногами, привыкая к единению с природой с тем же увлечением, с каким это делают путешествующие по родной стране очень старые японцы. Даже если они были в Никко, они хотят увидеть его снова, и снова насладиться его красотами.
После Никко были другие озера – Аши, по которому мы плавали на «пиратском» корабле, упиваясь видами на горы и сопки. Это озеро образовалось 3000 лет тому назад в результате извержения вулкана и в некоторых местах его глубина достигает 800 метров при температуре 4 градуса.
По озеру Кавагучи плавают на катерах-лебедях, на яхтах и лодках, с которых хорошо удить рыбу со стопроцентными шансами на успех.
Это – самое большое из пяти озер, расположенных у подножия горы Фудзияма или Фудзи. У кого-то Фудзи до сих пор ассоциируется только с фотопленкой. Но для каждого японца это – священная гора, которую он видит с самого рождения, включая бессчисленные изображения на картинах, футболках, чашках и подносах. Надо было увидеть ее своими глазами, чтобы понять главное: идеальный конус заканчивается не пиком, а плоской площадкой. Лучше всего это видно в Центре всемирного наследия Фудзи, с чьей террасы открывается во всей красе самая высокая гора в Японии (3776 м), ставшая ее символом.
Когда в Токио не было небоскребов, оттуда была видна Фудзи. А во время извержения вулкана в 1707 году весь Токио, находящийся на расстоянии 90 км, был покрыт слоем пепла толщиной в 15 см. Может ли повториться извержение? Этого никто не знает. В Японии «жизнь на вулкане» – не метафора, а суровая действительность.
Половина древних авторов писала о Фудзи, никогда ее не видя, как Шекспир – о Венеции. А в наше время японский фотограф Оояма Юкио сделал целью своей жизни создание фотолетописи любимой горы: вот уже сорок лет он снимает ее с утра до вечера, и даже построил дом в деревне у подножия Фудзи, чтобы видеть ее из окна в свободное от работы время.
Синтоисты верят, что на горе живут боги, что именно там обиталище древних духов. Ежегодно около полумиллиона туристов, родителей с детьми, бойскаутов, паломников с посохом (на котором на каждой следующей станции монахи выжигают памятное клеймо) совершают восхождение на Фудзи в поисках богов. Они поднимаются на гору с той же страстью, с какой мусульмане совершают хадж в Мекку. Как гласит японская пословица, «тот, кто ни разу не поднимался на Фудзи – глупец; кто поднимался дважды – глупец вдвойне».
Офицальный сезон начинается 1-го июля и длится до 26 августа. Обычно подъем до пятой станции (2000 м над уровнем моря) совершается на регулярных автобусах, а дальше – пешком до самой вершины, что занимает от 6 до 10 часов. В самое жаркое время температура на вершине никогда не поднимается выше 4-5 градусов.
На всем пути до десятой станции расположены горные хижины с продуктами и снаряжением, так что никто не потеряется и не умрет с голода. В опасных местах натянуты стальные троссы, за которые можно держаться, как за перила. Люди идут и ночью с карманными фонариками. Но каким счастьем переполнены сердца тех, кто встретил восход солнца на вершине Фудзи, и лицом к лицу увидел во всем блеске лучезарную богиню Аматэрасу, мифическую праматерь Японии!
Зачем выдумывать слова, когда их уже написал японский классик XVII века Басё:
Весенний ветер.
Отозвалась на чьи-то голоса
Гора Микаса.
Я не знаю, где гора Микаса. Но пусть вместо нее будет гора Фудзи. Снова дует весенний ветер. И гора Фудзи отозвалась на наши голоса.
11. ХОРОШИЕ МАНЕРЫ
Каноническая книга В. Овчинникова «Ветка сакуры», породившая обязательное название большинства русскоязычных туров в Японию, стала Библией для гидов, нередко выдающих чужие мысли за свои. Но, кроме Овчинникова, существует море-океан достойных и увлекательных книг о Японии. Хотя, сколько ни читай, остается загадкой, что скрывается за улыбкой японца. Как он ухитряется совмещать вековой культ войны и жестокость с любовью к природе, поэтическую созерцательность – с бурной деловой активностью, преданность – с коварством, учтивость – с гордыней. Чтобы понять это, мало не только десяти дней, но и десяти лет.
На любой вопрос японец отвечает улыбкой. И кланяется. В универмаге за нами побежала с поклонами старшая продавщица, благодаря за покупку. Телеведущие кланяются другу другу и телезрителям. Политики в парламенте начинают и заканчивают свое выступление поклонами. Кланяются официанты в ресторане и даже полицейские на вокзале, стоящие на специальном помосте, чтобы их было видно издалека. Провожая нас, трое сотрудников отеля выстроились в ряд перед автобусом и низко поклонились, заложив за спину левую руку.
При этом в самом низком поклоне у японцев нет низкопоклонства, в вежливости – раболепства, в почтительности – подобострастия.
Четкое осознание своего статуса и подобающего положения в патриархально-иерархическом обществе приводит японца к соблюдение манер, без которых невозможна семейная жизнь: жена кланяется мужу, провожая его на работу и встречая (даже в безнадежно пьяном состоянии, и еще кланяется тем, кто его привел), дети кланяются отцу, младшие братья – старшим, а сестра – всем братьям любого возраста.
Схожая вертикаль подчинения существует на работе, где младшие клерки и продавцы кланяются старшим, старшие – столоначальнику или заведующему отделом, и все вместе они выстраиваются в цепь, чтобы поклониться директору или президенту компании.
В патриархальном японском обществе то, что позволено мужу, не позволено жене. Он может заводить любовниц – это не аморально. Аморальным будет, если жена заведет любовника. Точно так же ей не придет в голову проводить вечера в ресторане в обществе незнакомых мужчин, тогда как встречи японских мужей с незнакомыми женщинами – обычное дело. Разве что для незнакомой женщины это – работа. Боже упаси, она – не проститутка и никакого секса здесь нет в помине. Кто же она? Hostess. Это английское слово с его полифоничным переводом от «хозяйки» до «стюардессы» в данном контексте лучше перевести как «компаньонка». Ее приглашают в ресторан, оплачивают ужин и ее время, а что получает клиент? Общение. Общение? Да, общение и ничего больше. То общение, которого ему не хватает. Он платит и общается. Она общается и норовит заставить его больше выпить. Чем больше пустых бутылок, тем выше ее комиссионные. Чем больше таких ужинов в месяц, тем больше ее заработок. Она зарабатывает на чужом одиночестве.
Для многих японцев работа стала единственной жизнью, которая у них есть, вплоть до того, при встрече мужчин и женщин речь чаще идет о делах и о работе, нежели о личных отношениях. По статистике две трети японок старше 35 лет незамужем, и больше 40% 40-летних мужчин неженаты. А в опросе национального Института народонаселения 14,000 мужчин и женщин, не вступивших в брак, назвали три основные причины: «Не знаю, как познакомиться», «Не хочу терять свою независимость», «Нет денег на свадьбу».
Деликатные японцы постеснялись назвать еще одну причину: виртуального партнера, который после работы всегда готов к услугам в зале компьютерных игр. С ним нельзя спать, но можно жить, и это очень увлекательно. Виртуальные женщины и мужчины, как две капли воды похожие на живых, безотказны, послушны, веселы и запрограммированы на исполнение любых желаний. Так зачем нужны живые супруги?
Упоминание о пьянке после трудового дня показывает непривычную грань японского общества, построенного на коллективизме и групповщине. Главный закон – хранить безоговорочную верность своему месту работы. Поэтому подчиненные стараются не уходить домой до того, как ушел начальник, и проводить вместе больше времени, отправляясь несколько раз в неделю по барам и ресторанам за фирменный счет. Это называется не «напиваться в зюзю», а «поддерживать нормативные рабочие отношения».
Коллективизм проявляется и в массовой любви к караоке: это видно не только по телепередачам, но и по специальной комнате в отеле, предназначенной для групповых спевок после онсена, чтобы развлекаться сообща (что хорошо), а не поодиночке (что плохо).
Дисциплина японцев стала притчей во языцех. Весьма типична знаменитая история о младшем лейтенанте Хироо Онода, который скрывался в филиппинских джунглях тридцать послевоенных лет, продолжая успешно воевать и убивать врагов, поскольку не получил приказа своего командира об отступлении. И это был не единичный случай. Они показывают отношение японца к военному приказу, в частности, и к дисциплине в целом.
На красный свет никто не перебегает улицу – все стоят и терпеливо ждут. На улице не едят на ходу, стараются не говорить по телефону, в транспорте это просто исключено. В поездах те, кому приспичило позвонить, выходят в тамбур. Стоит войти в офис или в магазин, как видишь разницу: все внимание на работу или на клиента. Даже если несколько продавцов стоят без дела, они не болтают друг с другом и не заняты играми в мобильнике, а все вместе бросаются услужить клиенту, либо поедают глазами начальство.
Здесь нет никаких признаков русского бардака с его девизом «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Для японца нельзя значит нельзя. И точка. Поэтому они идут группой по оранжевому коридору на автостоянке, не отступая ни влево ни вправо. Если в меню написано, что стейк весит 120 грамм, никто не станет увеличивать его размер вдвое даже за дополнительную плату. Не хочешь 120, заказывай другое блюдо. Такое же отношение к чаевым: их не берут. Как? А так. Не берут и все. Нигде. И бегут за вами, чтобы аккуратно передать сдачу до последней йены. И еще поклонятся за то, что вы соизволили забрать свои деньги.
В японском ресторане все построено на доверии. Принеся поднос с едой, официант не размахивает счетом и не сует его под нос клиентам, а ненавязчиво вкладывает в специальное углубление на торце стола. По окончании трапезы клиент берет счет и на выходе оплачивает его в кассе. Сдачу и товарный чек ему кладут на подносик двумя руками, кланяясь и благодаря за оказанную честь.
К хорошим манерам надо отнести и древний кодекс чести, требующий от японца смыть позор кровью, поэтому харакири совершают до сих пор. В одном случае это сделал член кабинета министров, обвиненный в растрате. В другом – президент крупной птицеводческой компании, которая разорилась во время «птичьего гриппа». В третьем – директор школы, где не преподавали предмет, необходимый выпускникам для поступления в университет.
К иностранцам в Японии относятся внимательно и доброжелательно, искренне стараясь помочь. Помню, в свое время в Америке от меня отшатнулась женщина, которой я только успел сказать: «Извините...» В Испании разводили руками – мол, не понимаем. Во Франции делали вид, что никогда не слышали английский язык. В Израиле махнут рукой в противоположном направлении. Но японец способен пойти вместе с вами, чтобы найти нужную улицу или магазин, что и было в нашем случае в центре Токио. Другим способом помощи остается мобильный телефон каждого японца, в котором можно написать нужное слово по-английски, и тут же появится не только перевод на японский, а даже картинка с изображением искомой вещи или продукта.
Но что происходит, когда иностранец говорит по-японски? Вот что написал об этом в 1970 году англо-еврейский сатирик-путешественник Джордж Микеш в книге «Страна восходящей йены»:
«Можно выучить японский язык в совершенстве. Впрочем, «в совершенстве» это слишком сильно сказано. Многие японцы и говорящие по-японски иностранцы говорили мне, что гайдзин в состоянии достичь только 90%-го знания японского.
Когда же редкий иностранец достиг 90% (и даже меньше), тут-то и начинаются его настоящие проблемы. Американский друг, блестящий японист, поведал мне:
«Они абсолютно убеждены, что ни один иностранец не может хорошо говорить по-японски. Ломаный язык, с несколькими странными словами, это очень мило и даже трогательно, но устойчивый миф гласит, что ни один иностранец не может подняться выше этого. Поэтому, когда я говорю с ними на отменном японском, они озадачены. Они смотрят на меня в полной растерянности, думая, что я говорил по-английски. И поскольку они знают, что не могут говорить по-английски, они уверены, что просто не сумели меня понять. Если же они говорят по-английски, то понимают меня, но думают, что я обращался к ним по-английски, и отвечают по-английски.
Я каждый день иду на вокзал и прошу билет по-японски. Кассир – а он всегда другой – может на меня не смотреть. Если он не смотрит, все в порядке. Я прошу билет по-японски, он его дает, как и всем пассажирам, и я ухожу. Но если он поднимает голову, он либо отвечает мне по-английски – убежденный в том, что это именно тот язык, на котором я к нему обратился – либо он просто не в состоянии понять, чего я хочу, до тех пор, пока я не повторяю свою просьбу по-английски. По телефону у меня нет никаких проблем. Но на улице, в магазинах, в конторах я могу обратиться к человеку на великолепном японском и получить вежливый ответ: «Простите, я не говорю по-английски». В ресторане я заказываю что-нибудь по-японски и изумленный официант поворачивается к моей японской жене: если она кивает, подтверждая мой заказ, его принимают. Однажды в Хоккайдо я столкнулся с иной реакцией. Я пришел туда, где, видимо, до сих пор вообще не видели ни одного гайдзина. Я говорил с человеком по-японски и, к моему удивлению, он понял абсолютно все. Он принял меня за японца. Когда я закончил, то вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, он спросил меня в полной растерянности: «А зачем вы перекрасились в блондина?»
Более образованные люди, конечно, осознают отвратительный факт: некоторые гайдзины могут хорошо говорить по-японски. И это им не нравится. Гайдзин должен говорить по-английски. Говорить на любом другом языке – плохо. Японец должен говорить по-японски. Иностранцы должны говорить по-английски. Если иностранец говорит по-японски, он вторгается в их личную жизнь. Это – подслушивание. Это – корабли коммодора Перри, которые снова появились на духовном горизонте».
Не думаю, что книга Микеша была переведена на японский язык. А если была, то осталась непонятой.
У японцев весьма своеобразный юмор: посмотрев десяток телеканалов с частичным переводом на английский язык, понимаешь, что главным объектом шуток почему-то стали физические дефекты, Например, в одном скетче японский Бим допытывался у японского Бома, почему тот такой толстый. Может, у него и родители такие же толстые? А дед с бабкой? А жена? Что, не женат? Потому и не женат, что за такого жиртреса выйдет только полная дура. И так десять минут. Зал умирал со смеху. Мне думается, что еврейские анекдоты повергнут японца в ужас, а его любимые шутки могут вызвать у нас тревогу и озабоченность, как от столкновения с душевнобольным.
12. ИЗ СТОЛИЦЫ В СТОЛИЦУ
Из «восточной» столицы (Токио) наш путь лежал в старую столицу (Киото), а по пути мы останавливались в небольших городах, чтобы полюбоваться новыми примерами японского деревянного зодчества.
В Мацумото в эти дни проходил оперный фестиваль, но туристические группы устремляются туда по другой причине – посмотреть на черный «Замок Ворона» того же сёгуна Токугавы, особенно суровый и в то же время элегантный в своей простоте и четкости линий после аляповатого китайского стиля. В замке, построенном в начале XVII века и входящем в Золотой фонд ЮНЕСКО, 33 зала и 800 татами, из чего следует, что он пуст. Судя по описанию, в замке раскинулись сады с большим прудом, в центре которого находится остров... Вечного счастья. Увы, из-за позднего времени сады были закрыты, и мы так и не узнали, что же такое вечное счастье – осталось только фотографировать «Ворона» и восхищаться.
На улице в Мацумото, в букинистическом магазине, лежал рулон примитивных литографий, напоминавших обои. Там были изображены дворцы и мелкие фигурки людей. Стоило нам тронуть одну из них, как выскочил старичок-хозяин и закричал, как кричат глухие: «Сто йен, сто йен!» Видя, что его крики не действуют, он ткнул пальцем в одну фигурку и закричал еще громче: «Император, император!» Увидев, что и это не подействовало, он молча ретировался, а я подумал, как же дешево он ценит своего императора.
Следующая остановка была в Такаяме (90,000 жителей), куда мы добрались поздно вечером и ахнули, когда автобус въехал в глухой лес, где наверняка водятся медведи с кабанами, и где расположился великолепный горный отель с обязательным онсеном.
Сразу после завтрака в японском стиле начался осмотр Такаямы с ее чудесным старым городом.
А потом был Музей праздничных повозок и паланкинов, где собраны лучшие образчики транспортных средств страны, где колесо появилось только в XIX веке, а асфальтовые дороги – в середине XX-го. Так что с началом Второй мировой войны новенькие японские истребители приходилось перевозить с завода на лошадях. Из этого следует, что паланкины вовсе не относятся к седой древности, и до сих пор воспринимаются японцами, как нечто хорошо знакомое. Этим вызван огромный интерес к ежегодным фестивалям паланкинов, который проходит в Такаяме уже 350 лет дважды в год (14-15 апреля и 9-10 октября), когда по иллюминированным и расцвеченным улицам города носят хранящиеся на складе копии, тогда как оригиналы находятся в городском музее.
Здесь на паланкины можно посмотреть со всех сторон. А манекены солдат дают представление о тех, кто носил эти громоздкие сооружения с искусной резьбой по дереву.
Такаяма дзинья – единственный сохранившийся до наших дней архитектурный памятник подобного рода во всей Японии.
Главным жильцом этого просторного дворца был местный правитель, что-то вроде русского воеводы, подчинявшийся непосредственно центральной власти в Эдо, как в старину назывался Токио.
Находясь на отшибе, японский воевода железной рукой правил всей провинцией, обустроив свою многокомнатную резиденцию так, чтобы в ней нашлось место для всего. Хорошо видно, что на полу всюду лежат татами.
За гостевой комнатой идет приемная, зал совещаний, комната для допросов, и отовсюду открывается вид во двор через раздвижные двери и окна.
Одна из комнат была отведена для рассмотрения гражданских дел, другая – уголовных. В третьей жили служанки, в четвертой стоял деревянный сундук для одежды и постельного белья, а рядом можно увидеть фарфоровые фигурки хозяина дома с супругой в окружении верных самураев, один из которых смахивает на кентавра.
На кухне хоть сейчас можно развести огонь и начать готовить.
И, наконец, в кладовке все еще хранятся 60-килограммовые соломенные мешки с рисом, которым крестьяне платили налог своему воеводе.
А на выходе нас поджидал целый оркестр, который в былые времена услаждал слух японского хозяина, а в этот раз исполнил грустно-протяжную пьесу русской напевности для израильской группы.
Настоящим отдыхом и развлечением этого дня стало посещение рынка у реки, украшенного изображениями рыб, где в старину торговали рисом и овощами, а сейчас полностью перешли на еду и сувениры.
Вот как раз среди сувениров нашлось нечто особенное, что делают только в Такаяме – большие и маленькие матерчатые куклы «сарубобо» («детеныш обезъяны»). Они разного цвета, потому что у каждой своя функция: одна оберегает от злых духов, другая приносит удачу в делах, третья – в любви и т.д. В чем-то это перекликается с храмовыми амулетами, но разве кто-то будет против двойной удачи?
В конце базарной улицы стоит веселый и толстый старичок с колотушкой, похожий на подвыпившего монаха или на борца сумо. Это – один из семи богов удачи Дайкоку, покровитель торговцев, оберегающий их от оскудения потока туристов.
Я уже писал о музее под открытым небом в Хаконэ. Другой разновидностью такого музея стала этнографическая деревушка Хида-но-Сато, куда к началу 70-х годов прошлого века свезли со всей области более тридцати типичных сельских домов с соломенными крышами, обладающих большой историко-культурной ценностью. Здесь воссоздан не только их интерьер, но также образ жизни, который вели деревенские жители Японии в прошедшие века. И отдельно собраны сельскохозяйственные орудия. В мае здесь сажают рис, в сентябре собирают его урожай.
Еще несколько слов о посетителях, которые приезжают в Хиду, несмотря на инвалидность и ограниченные возможности. Им бесплатно дают инвалидные кресла, да и вообще забота об инвалидах в Японии не может не бросаться в глаза. Помимо обязательного пандуса во всех общественных местах – от мэрии до музеев – на улицах и, особенно, в метро существует рельефная дорожка для слабовидящих, а по ТВ, во время утренней зарядки, одна из ее участниц сидит в кресле с тем, чтобы все телезрители-инвалиды повторяли вместе с ней специальные упражнения, чувствуя себя полноценными членами общества.
13. ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ ПЬЯНКИ
На радость иностранным туристам йена переживает девальвацию в ходе затяжного экономического кризиса, что сильно ударило по японскому экспорту. Правда, безработица в Японии держится на уровне 3,2%, но это можно объяснить тем, что одну и ту же работу порой выполняют несколько человек, из которых один знает, когда; другой – зачем; и третий – как. А в случае возникающего вопроса принято консультироваться друг у друга или звать старшего. Но у такого распределения труда есть и позитивная сторона: японцы делают все своими руками, не нуждаясь в иностранных рабочих.
Разговоры о дороговизне жизни в Японии несколько преувеличены. Во всяком случае, турист с ограниченным бюджетом сможет без большого напряжения есть, ездить и даже купить то, без чего нельзя вернуться. Касательно еды дело обстоит совсем просто: в народных заведениях общепита «Ра-мэн» (не путать с цыганским театром в Москве) подается большая пиала супа с лапшой, какими-то неведомыми, благоухающими травами, корешками и обязательной добавкой мяса. Обилие вкуснейшей лапши делает это первое блюдо и вторым тоже, так что всего за $6,5 можно наесться до отвала. Или, к примеру, очень сытный обед на двоих с десертом в ресторанчике на заднем дворе столичной Гинзы обошелся в $17. То же самое касается пластиковых коробок в супере с мясными и овощными салатами, рыбой, курицей, рисовым супом, подливками и всем, что душа пожелает. Недорого, сытно, удобно. В Японии популярны специальные коробки для однопорционного обеда – «бэнто» – с ячейками для риса, рыбы или мяса, и овощей. В отличие от одноразовых пластиковых контейнеров, плоские лакированные «бэнто» из соснового дерева считаются народным промыслом, чей вывоз заграницу запрещен.
Такой скоростной едой запасаются по дороге на работу или с работы, чтобы не возиться с готовкой. В автоматах можно купить не только готовую еду, но даже... свежие яйца. В автоматизированном удовлетворении человеческих потребностей японцы установили мировой рекорд: на двадцать три человека приходится один автомат.
Отдельная тема – придорожные кафе, куда автобусы привозят туристов и куда заезжают японцы, чтобы перекусить по пути. Это – кулинарный конвейер профессионалов экстра-класса. Заказы делаются в автомате с картинками блюд и номерами.
Засовываешь в прорезь банкнот, нажимаешь кнопку с нужным номером блюда, получаешь сдачу и талончик с номером заказа. Минуя кассира и официанта, талончик сразу отдают повару. Дальше возможно одно из двух – либо сидишь и смотришь на электронное табло, где твой номер сначала появляется среди заказов в желтой половине, а потом – в розовой, среди готовых блюд; либо получаешь бипер и ждешь, пока он запипикает, призывая тебя получить еду. Самым существенным звеном в этом конвейере остаются повара, каждый из которых специализируется на своем. Один весь день готовит супы, другой – котлеты, третий жарит рыбу. Всех обслуживают быстро и четко, понимая, что люди торопятся.
Писать о японской кухне излишне, потому что это делают все, кто хотя бы раз попробовал суши. Тем же, кто хочет услышать мнение специалиста, мы предлагаем профессиональные наблюдения американского маркетолога и автора англоязычного кулинарного блога Ксении Флейшер-Хикей, которая рассказала и показала все, чем жив и сыт японец.
http://www.turntablekitchen.com/2013/07/turntable-kitchen-city-guide-tokyo-and-kyoto/
Общий вывод специалиста: не только рыбой и рисом сыт человек в Японии. Правда, что без риса не обходится ни одна трапеза, но и мяса предостаточно на любой вкус. Рестораны разделяются на рыбные и мясные, куда с удовольствием ходят японцы. По желанию иностранцев им тут же подадут ножи и вилки, так что взятые с собой одноразовые приборы пригодились только на первых порах. Но надо сказать, что с каждым проходящим днем все быстрее постигаешь умение есть палочками. Раньше меня удивляло, как можно есть палочками рис. Оказалось, что японцы варят рис особым образом, делая его достаточно клейким, чтобы можно было подцепить и удержать палочками целый пласт. И не дай Бог во время или после еды воткнуть палочки в рис вертикально – так делают только на поминках. Кстати, в супере палочки обязательно вкладывают в пакет, а то и добавляют одну-две пары по вашей просьбе.
Двух вещей в супере нет – черного чая и черного хлеба. Вместо черного чая японцы пьют исключительно зеленый, сохраняя традиции чайной церемонии как в общественных местах, так и дома. А вместо черного хлеба едят белый, нарезанный толстыми ломтями и продаваемый в разном количестве. Кофе есть, но не пользуется популярностью, как и молоко.
О саке все наслышаны, и она входит в набор «самурай-кимоно-гейша». Конечно, магазинные полки заставлены бутылками с саке – теплой, слабенькой рисовой водкой, которая не произведет на русского человека ни малейшего впечатления. Но, радея о национальной традиции, японцы и здесь поддерживают ее на вынос и распивочно.
Как и в случае онсена, для употребления саке у японцев тоже есть Десять заповедей.
1. Пейте медленно.
2. Сохраняйте хорошее настроение.
3. Не пейте после полуночи.
4. Обязательно закусывайте.
5. Никого не заставляйте пить.
6. Не выпивайте залпом.
7. Следите за своей нормой.
8. Если пьёте в компании, наливать надо не себе, а соседу.
9. Разбавляйте саке водой (можно себе представить, какой шок переживают японцы, видя в ресторане компанию гайдзинов, которые не разбавляют, а только доливают).
10. Регулярно проходите медосмотр.
Довольно быстро выяснилось, что не саке единым пьян человек. Есть кое-что посильнее под названием «сётю» или «шоцю» (досл. «жженое вино»). Это – тоже водка, но гораздо более похожая на русскую, да и крепость ее доходит до 40-45 градусов. Она не имеет никакого привкуса и ее можно пить в чистом виде или со льдом, хотя японцы и тут умудрились испортить собственный продукт, разбавляя его холодной, а то и горячей (!) водой.
14. КИОТО: ПЯТНАДЦАТЬ КАМНЕЙ
Разрезанный рекой Комугава («дикая утка»), вольготный и вальяжный Киото раскинулся среди гор и сопок, как человек среди подушек. Этот полутаромиллионный город удачно совмешает новые районы небоскребов с замками, храмами, старыми улочками и домами, которые сохранились в целости и невредимости потому, что Киото был единственным большим японским городом, избежавшим американской бомбардировки.
Так же, как «Кабуки» начинается с вешалки, Киото начинается с ж/д вокзала, построенного в 1997 году, как гимн футуризму, звучащий не менее мажорно, чем на острове Одайба.
Больше всех вокзалом были недовольны священники, заявившие, что в древней императорской столице, которой Киото был тысячу лет, где находится 1400 храмов, нет места никакому футуризму. Но городские власти, заинтересованные в увеличении потока пассажиров, быстро подавили этот протест, увеличив собираемый с храмов налог с 10% до 15%. А вокзал стал обязательным местом посещения для туристов не только днем, но и вечером, когда на подсвеченных ступенях меняются цвета, картины и иероглифы.
Другим спорным объектом стала глядящая на вокзал телебашня, против которой поначалу тоже возражали священники, пока кого-то из них не осенило: «Да это же свеча!»
«Japan times» писала, что Киото до того переполнен иностранцами, что японцы стали реже ездить туда на экскурсии. Но мы увидели обратное.
Дорога к храму, как всегда, набита лавками, разве что, кроме обычного ширпотреба, здесь можно купить знаменитую в этих краях керамику раку – грубоватого обжига, из пористой глины, покрытую серовато-розовой глазурью, что делает ее особенно элегантной. Еще элегантнее выглядят женщины в кимоно, которыми тоже славится Киото.
Как мы слышали, у девушек почти нет своего кимоно. Раньше его хотя бы дарили на совершеннолетие. Но теперь обычаи изменились. Правда, ничто не мешает взять кимоно напрокат, чтобы не тратить больших денег, и прогуляться в нем по улице на радость себе и прохожим.
В Киото все дороги ведут в горный (горний!) буддистский Храм Чистой воды. Можно не знать или забыть его название по-японски – Киёмизу-дэра, но прозрачная и вкусная вода из источника запомнится надолго. Не о нем ли писал Басё:
Холодный горный источник.
Горсть воды не успел зачерпнуть,
Как зубы уже заломило.
На самом деле, это – не один храм, а такой же храмовой комплекс, как Никко, с таким же горным рельефом.
Из храмовых садов открывается грандиозный вид на весь Киото,
а на оранжево-красных пагодах из кедра и кипариса можно без конца разглядывать чертей, драконов и рыб, способных выпить несколько тонн воды, чтобы потом разом утопить всех врагов императора. Таких бы рыб да в пожарную службу!
Здесь нас встретила уже знакомая богиня Каннон, которой посвящен главный храм. Воду из ковшика надо налить прямо ей на голову: когда вода стекает, кажется, что Каннон улыбается, принося удачу тому, кто попал в нужную точку.
У богини было 33 земных воплощения, в Японии ей построено 33 храма, и в Киото тысячерукая и одиннадцатиликая статуя всемилостивейшей Каннон хранится в святилище, из которого ее выносят на всеобщее обозрение только раз в 33 года.
Лучшая панорамная точка – огромная деревянная терраса на таких же огромных сваях, которая вошла в народную речь. Идиома «броситься с террасы Киёмидзу-дэра» означает «сделать решительный шаг».
Когда-то с нее бросались те, кому не повезло в любви, в надежде, что в загробной жизни повезет больше. За годы эпохи Эдо (1603-1868) этот «решительный шаг» сделали двести тридцать четыре человека. Двумстам повезло в другом: они выжили, благодаря густой растительности.
Именно с террасы лучше всего виден тот самый источник, который дал название храму. Тысячу лет стекает водопад, разделенный на три струи. Под каждую из них, по отдельности, нужно подставить черпак с длинной ручкой и выпить воды, чтобы получить то, чего не хватает: ум, здоровье или любовь. Только не пейте из всех сразу – богиня милосердия может разгневаться на людскую алчность.
Практика показывает, что у «любовной струи» скапливается больше всего народа, который не ограничивается только источником. Отдельная дорожка ведет к синтоистскому храму, посвященному любви и бракосочетанию – два черных камня расположены на расстоянии восемнадцати метров друг от друга. Говорят, если пройти эти метры с закрытыми глазами, мечта сбудется, и можно найти любовь, восстановить любовь или поменять. Не открывайте глаз – боги обо всем позаботятся.
После «Храма чистой воды» замок Нидзё кажется особенно величественным и начинается с богато украшенных декоративной резьбой ворот, где цветы и бабочки на внешней панели соседствуют с цаплями, тиграми и драконами на внутренней. В XVII веке этот замок стал родовым гнездом сёгунов Токугава с их фамильным гербом в виде китайской мальвы.
В самом замке фотографировать запрещено. По мере перехода из одного зала в другой, покрытых татами, чувствовалось, как хорошо продуман этот путь, в конце которого сидел сам сёгун. Благодаря расположенным в совещательном зале манекенам видно, каким малым и в то же время неизмеримо большим было расстояние до сёгуна, к которому никто из гостей не мог приблизиться. Прислужники передавали ему прошения, а рядом за занавеской с оранжевым кистями сидели вооруженные телохранители, готовые по первому приказу хозяина выскочить и перебить всех. Что было нетрудно сделать, т.к. при входе в замок самураи сдавали мечи. Кроме того, здесь до сих пор посвистывают и поют «соловьиные полы», придуманные одним из сёгунов, как защита от тех, кто крался по коридорам, чтобы его убить – стоило им ступить на пол, как они были разоблачены. Эти меры предосторожности определенно помогли первому сёгуну умереть естественной смертью.
А теперь, во избежание чрезмерно наукообразного тона, тот же замок глазами Джорджа Микеша:
«Тут есть специальный зал ожидания для феодальных правителей; другой – для феодалов, не получивших вотчину по наследству; еще один – для сыновей феодальных правителей; затем еще один – для сыновей феодалов, не получивших вотчину по наследству; один – для шуринов феодалов, не получивших вотчину по наследству и т.д. Затем есть приемные залы сёгуна для феодальных правителей, для феодалов, не получивших вотчину по наследству и т.д вплоть до приемных залов для шуринов феодалов, не получивших вотчину по наследству.
Личные покои самого сёгуна поразили меня роскошью и великолепием, хотя мне объяснили, что они были очень простыми и аскетичными. Потому что, сказали мне, он – первый сёгун, который построил этот замок – был простым и аскетичным человеком. У него была одна-единственная спальня и еще несколько – для наложниц. Он оставлял жену в Эдо, когда приезжал сюда, но его всегда считали аскетом и человеком необычайного воздержания, потому что в одно и то же время у него никогда не было более двухсот наложниц.
Другие покои носили очаровательные, поэтические названия. Ивовая Комната (где удостоверяли личность феодалов); Комната Розового Заката (где их обыскивали); Гиацинтовая Комната (где их пытали); и, я думаю, Комната Неземных Наслаждений, где их казнили».
Но даже Микешу не пришло в голову высмеивать традиционные японские сады: с их сочетанием воды, камней и деревьев они создают состояние умиротворения и покоя, которое только увеличивается с подъемом по вытертым каменным ступеням.
В этих садах есть «плакучая» сакура, «горная» сакура и еще десяток видов этого национального символа красоты и недолговечности, напоминавшего самураям о красоте и бренности жизни. О том же напоминает лес, вырубленный треугольниками на пяти горах Киото в виде иероглифов.
В августе эти иероглифы зажигают, и с мелькающих по горам огоньков начинается «бон» – праздник поминовения усопших. Огней становится все больше, когда родные вывешивают фонари, чтобы духи предков могли найти дорогу домой. Языческие элементы делают «бон» похожим на праздник Ивана Купалы, разве что по реке пускают не венки, а свечки в плавающих фонариках.
Из одних садов – в другие. Из одного храма – в другой. На панорамном плане хорошо видны размеры храма Рёан-дзи с его садами и древними прудами, которые так любят утки. А среди зарослей можно встретить... Будду.
В культивированном лесу много «обстриженных», а то и просто голых деревьев, чтобы по ним не лазили обезъяны. И еще один, заросший кувшинками пруд, где охотится цапля и греются на камне черепашки.
Так подходят к знаменитому Саду камней. Воображение рисует большое пространство, зелень, воду, множество камней среди деревьев. И вдруг – сухой ландшафт. Полный минимализм. Простота. Пустота. Прямоугольный дворик размером с теннисный корт, зажатый глинобитной стеной с маслянистыми потеками. А на белом гравие, разравненном граблями, лежат пятнадцать черных, необработанных камней, которые оттеняют только зеленые пятна мха.
Эти камни разной величины и формы не разбросаны, не свалены – они сгруппированы особым образом. За шесть веков этот сад не изменился ни на йоту. Исследователи старались понять, почему камни размещены подобным образом, чем объясняется расстояние между ними и расположение каждой группы. Есть ли тут какой-то скрытый смысл или символика дзен-буддизма.
Некоторые находят смысл в том, что 15 (3+5+7) – число совершенства. А также... детский праздник в Японии, где виновниками торжества становятся все, кому исполнилось 3-5-7 лет.
Немецкий историк садово-парковых ансамблей Гюнтер Нишке написал:
«Этот сад ничего не символизирует, или точнее, во избежание неправильного толкования, он даже не обладает способностью воспроизведения природной красоты, которую можно найти в реальном или мифическом мире. Я счел бы его скорее абстрактной композицией «природных» объектов в пространстве, композицией, направленной на то, чтобы побудить к медитации».
Из любой точки видишь только четырнадцать камней. Точно так же их нельзя сфотографировать целиком – один обязательно останется за кадром. Сверху? Да, сверху можно. Но смысл этой строгой композиции в том, чтобы даровать духу то, на что неспособно тело. Тело воспарить не может – дух может. Поэтому и сидят молча люди, глядя на камни и предаваясь медитации. Где-то я читал, что, приходя в Сад камней, опытные японские монахи могут мысленным взором одновременно увидеть все камни, чтобы в таком состоянии послать вопросы в высшие сферы, и уже через час-два получить ответ. Если так, евреи-ультраортодоксы их намного опередили, потому что у них вообще нет вопросов – все предопределено Творцом, рассчитано и расписано.
Неподалеку стоит каменная раковина для чайной комнаты с четырьмя иероглифами: «Я учусь только для того, чтобы быть довольным». Эти слова весят не меньше пятнадцати камней.
Если казалось, что после Сада камней пик пройден и начнется снижение в притупившемся восприятии, ошибка стала очевидной, как только мы увидели Золотой павильон с сияющим фениксом на крыше.
Пожалуй, здесь лучше понимаешь стихи Тэффи «К мысу радости, к скалам печали ли,/ к островам ли сиреневых птиц...» Названия островков в пруду перед Золотым павильоном говорят и о радости, и о печали. А на трех тысячах островов Японии наверняка водятся сиреневые птицы, которые просто не вылетели нам навстречу.
Издали павильон похож на золотую бонбоньерку. По мере приближения это ощущение только усиливается.
Своим названием он обязан двадцати семи тоннам сусального золота, которые пошли на внешнюю и внутреннюю отделку. Первый уровень построен из некрашеного дерева в стиле домов имперской аристократии XI века. Второй – в стиле самурайского дома. Третий – в китайском стиле горного буддистского храма, затерявшегося в горах. На третий этаж с золотыми стенами никого не пускают. В XIV веке павильон был виллой одного из сёгунов, где гостил император, а после смерти хозяина Золотой павильон превратился в храм, внесенный в Золотой фонд ЮНЕСКО.
Храмовые сады так же прекрасны и ухожены, как и в других местах. На снимке хорошо видно, как с помощью решеток и подпорок направляют деревья в нужную сторону, придавая им определенную форму, а то и несколько уровней, как у пагоды. Так что сосна, растущая под наклоном в 45 градусов, а порой чуть ли не параллельно земле, в Японии никого не удивит.
Не обошлось без диковинок, когда по пути оказалось каменное божество, которому бросают монеты, чтобы... дети выросли порядочными людьми и за них не было стыдно. Попал прямо в чашку – вырастут. Не попал – пеняй на себя.
А теперь – о гейшах. Как написала «Japan times», «Фудзи и гейша – это два кумира, которые символизируют Японию».
«Изучать мир гейш лучше всего в Киото, – посоветовал Овчинников. – Там, в районе Гион, сосредоточено большинство чайных домов, а также заведений, которые можно было бы назвать школами гейш или их поставщиками».
В Гионе пять старых кварталов гейш, от которых ожидаешь экзотики, но ее нет в помине: двухэтажные домики, где у входа висят цветочки, метелочки и таблички с именами жиличек. Вместо того, чтобы прийти в Гион на вечернюю прогулку, мы пришли пополудни, когда все двери и окна наглухо закрыты, и на улицах не видно ни одной гейши. Они только просыпаются после ночных увеселений, приводят себя в порядок и не спеша начинают готовиться к новому выходу. Эта подготовка требует многочасовой процедуры изощренного гримирования, которое преврашает гейшу в фарфоровую кукулу. Живую куклу. После того, как камеристка запеленает ее в кимоно, затянет пояс и принесет чудовищно неудобные, высоченные деревянные сандалии, гейша с набеленным лицом и замысловатой прической готова к выходу. Раньше она садилась на рикшу, теперь – на такси.
Парадное кимоно гейши может стоить до $10,000 либо она получает его из коллекции хозяйки.
Гейши очень жалуются на варваров-туристов, которые гоняются за ними с фотоаппаратами, не думая о вторжении в личную жизнь. Но в виде исключения эти женщины, чье прозвание переводится как «человек искусства», допустили в свою сугубо личную жизнь собрата по искусству. Им стал испанский фотограф,
чьи работы показывают изнутри мир гейш, не изменившийся за последние четыреста лет.
http://www.dailymail.co.uk/femail/article-3071763/Inside-secret-world-Geisha-Intimate-photos-reveal-Japanese-women-maintain-400-year-old-traditions-modern-world.html
До того, как стать гейшей (на киотском диалекте – гэйко), взятая в обучение 15-летняя девушка пять лет остается ученицей (майко) и за это время проходит целую школу: ее учат танцевать, петь, играть на сямисэне и кото (японской арфе), декламировать стихи, владеть искусством икебаны и чайной церемонии, и поддерживать плавное течение застольной беседы, добавляя к ней легкий флирт. Кроме того, она предлагает гостям занимательные игры, где проигравший должен выпить лишнюю кружку пива.
Правда, в том, что касается застольной беседы, знающие люди говорят, что приглашать гейшу до сорока лет – это пустая трата денег и времени.
Те, кто до сих пор продолжает ошибочно считать гейш дорогими проститутками, с удивлением узнают, что они торгуют не телом, а своими талантами, за которые и платят те, кто приглашает их в ресторан или приходит с друзьями в чайные дома, чтобы выпить, закусить и насладиться представлением. Тот, кто заказывает гейш, выражает особый почет гостям, знающим, что это – дорогое удовольствие.
Вечер с гейшей стоит $450 плюс столько же – ее напарнице по танцам и аккомпаниатору. Учитывая нелегкое экономическое положение в стране, ужин с гейшей сегодня доступен и для туристов. Разве что им придется дополнительно оплатить переводчика, т.к., изучив все мастерство своей профессии, гейши не знают ни слова по-английски.
Если гейши выступают в ресторане, все деньги идут его владельцу, который передает долю хозяйке чайного дома, а она переводит жалованье гейши на ее банковский счет с добавлением процентов за выпитое вино. Банкет или частный ужин, включая такси, клиент оплачивает отдельно. Ни о каком сексе не может быть и речи, хотя говорят, что у избранных гейш есть богатые патроны, которые всегда могут располагать ее рабочим временем в своих целях. А она будет ему верна так, как может быть верна японка, развлекая его гостей со свойственным ей профессионализмом. Ее задача в том, чтобы гости расслабились, больше пили и забыли о всех заботах. Хорошо воспитанные и деловые женщины, гейши сохраняют свою клиентуру и патронов, не путая бизнес с личной жизнью. Как и все женщины, они тоже влюбляются, но так, чтобы это не мешало работе.
На время службы гейша должна отказаться от всех соблазнов современного мира, следуя старинным обычаям и правилам поведения. Но никто не остается в гейшах всю жизнь и, поднакопив денег, эти работницы сферы обслуживания занимаются тем, что хорошо знают: открывают свою школу, лавку или магазинчик. Некоторые особенно прославленные и заслуженные гейши получают высший статус «живого национального сокровища», что гораздо выше несуществующего звания народной артистки Японии.
Сегодня в Киото насчитывается сто майко и двести гэйко. Но так же, как в Израиле живут люди, которые до сих пор не видели «Стену плача», в Японии хватает еще больше людей, которые никогда в жизни не видели гейшу.
15. ЯПОНЦЫ И ЕВРЕИ.
Первые еврейские купцы поселились в портовых городах Нагасаки, Кобе и Иокогаме в 1861 году. Это были выходцы из Польши, Англии, Франции, Германии и Америки, но большинство – из России. И в 1894 году в Нагасаки образовалась первая еврейская община. Она построила синагогу, купила участок земли под кладбище и создала похоронное братство.
Следующая по величине за Нагасаки была община в Кобе, где поселились русские евреи, которые служили в царской армии и, попав в плен к японцам, отказались вернуться в Россию в конце войны.
Еврейская эмиграция в Японию усилилась после русской революции 1905 года, и особенно – после Октябрьской революции, когда часть русских евреев бежала в Маньчжурию и в Китай, а около пяти тысяч направились в Японию.
Японцы считали, что евреи – это христианская секта, и продолжали так считать даже после еврейской эмиграции в Японию.
Рассадниками антисемитизма стали японские солдаты, воевавшие с русскими в Сибири и заразившиеся ненавистью к евреям от белогвардейцев-антисемитов. Одним из ведущих экспертов по «еврейскому вопросу» стал капитан японской армии Норихиро Ясуа – офицер связи при штабе известного антисемита генерала Григория Семенова.
Получив от него копию «Протоколов сионских мудрецов», капитан тщательно перевел их на японский язык, выпустил несколько тиражей, и «еврейский заговор» стал «общеизвестным фактом» среди японских политиков, которые усвоили большинство предубеждений против евреев. Однако в основной массе японцев антисемитизм не получил широкого распространения.
В начале 30-х годов Япония оккупировала Маньчжурию, что прямо или косвенно повлияло на судьбы тысяч поселившихся там евреев. А в 1934 году японские военачальники и крупные промышленники разработали секретный план «Фугу» - так называют в Японии ядовитую рыбу, которая после удаления из нее яда становится деликатесом.На одной из встреч «экспертов по еврейскому вопросу» Норихиро Ясуа, ставший к тому времени полковником, заявил: «Если, принимая во внимание хитрую натуру евреев, мы будем настороже, то создадим для нашего народа и нашего возлюбленного императора вкуснейшее и питательное рыбное блюдо».
Основной пункт плана «Фугу» заключался в том, чтобы привлечь в Маньчжурию пятьдесят тысяч немецких евреев в надежде, что они станут своего рода авангардом для миллиона евреев из разных стран: японцы собирались основать «Израиль» на завоеванной части северного Китая. Обсуждение плана «Фугу» продолжалось несколько лет.
Прагматики, авторы плана предполагали, что на американские капиталовложения евреи быстро освоят Маньчжурию, богатую полезными ископаемыми, превратят ее в независимое государство и оно будет служить буферной зоной между Советским Союзом и Японией.
В декабре 1938 года на одном из правительственных заседаний министр финансов и торговли объяснил цели плана «Фугу» так: «Опасны евреи или нет, мы в них нуждаемся, потому что они будут капиталовложением для Маньчжурии и Японии. Как известно, ни один японец не сшил ни одной хорошей пары ботинок. На это дело мастера – только еврейские сапожники. Еще важнее, что поселение евреев в Маньчжурии и в Японии вдохновит других евреев и те будут вкладывать капиталы, которые мы иным путем получить не можем. Мы завоюем признание американских евреев, контролирующих мировую прессу, радио, киноиндустрию, а то и самого президента США. Мы не можем себе позволить отказаться от помощи евреям. Если Япония будет обходиться с евреями немецкими методами, нашему экспорту объявят бойкот. Если же Япония выразит дружелюбное отношение к евреям, перед нами откроются новые экономические возможности».
В конце концов план «Фугу» был принят, и японцы со всей тщательностью начали готовиться к его осуществлению.
Дипломатическим миссиям во всех странах было дано указание собрать всю информацию о евреях, вплоть до отчетов о заседаниях «Бней-Брит» и о еженедельных молитвах в синагогах.
Для сбора информации на Ближний Восток отправили полковника Ясуа, и там он встретился с Давидом Бен-Гурионом и с Хаимом Вейцманом. Полковник, который переводил «Протоколы сионских мудрецов», удивился, не найдя никаких доказательств «еврейского заговора», о чем и доложил правительству. Однако японские руководители решили, что евреи просто скрытны.
По инициативе японских властей, руководители еврейских общин в оккупированных японцами районах Китая созвали Конференцию еврейских общин всего Дальнего Востока, на которой они выразили удовлетворение доброжелательным отношением японских властей к евреям.
Примерно тогда же богатый маньчжурский промышленник Лев Зикман предложил поселить в Харбине двести еврейских кожевников с семьями, и японцы восприняли его предложение как сигнал к осуществлению плана «Фугу». Сделав вид, что предложение исходит от официальных властей, японцы попытались получить под него от американских евреев денежные фонды, но все их усилия, включая тайную встречу с президентом Всемирного Еврейского конгресса, оказались бесплодными.
В 1940 году евреи Литвы узнали, что у японского вице-консула Тиунэ Сугихары в Ковно они могут получить транзитные визы в Японию, если заявят, что пункт назначения – остров Кюрасао. Так в 1941 году в Японию через Владивосток прибыла группа учащихся литовской иешивы «Мир». Сугихара успел выдать визы еще шести тысячам евреев, которых спас от смерти, поплатившись за это дипломатической карьерой. В 1985 году, за год до его смерти, «Яд Вашем» присвоил Сугихаре звание «праведника народов мира».
Развитие тесных отношений между Японией и нацистской Германией привело к тому, что Японию захлестнул поток антисемитской литературы немецкого производства. Однако и японское правительство, и народ оставались в общем равнодушными к этой подстрекательской литературе. Несмотря на давление немцев, японцы весьма либерально отнеслись к еврейским беженцам из европейских стран, хлынувшим на Дальний Восток в первые годы Второй мировой войны. Как сказал японский министр иностранных дел, «я подписал соглашение с Гитлером, но не обещал ему, что буду антисемитом».
Более пятидесяти тысяч еврейских беженцев вместе с членами еврейской общины Японии, которая перестала существовать, поместили в международное поселение в Шанхае и в лагеря для перемещенных лиц.
Под давлением немцев, требовавших ввести жестокую политику по отношению к евреям, японские власти в Токио вызвали на допрос представителей еврейских беженцев. Однако напряженная обстановка быстро разрядилась, когда один из раввинов объяснил, что немцы преследуют евреев за несоответствие арийскому стереотипу. Догадливые японцы, зная, что они тоже не соответствуют этому стереотипу, не попросили у раввинов дополнительных разъяснений.
Война в Европе и конфронтация между Японией и Соединенными Штатами исключили всякую возможность осуществить план «Фугу», но, с точки зрения евреев, даже японский милитаризм и явное желание эксплуатировать евреев не заслоняют главного: японцы помогли тысячам евреев пережить ужасы Катастрофы. А по каким причинам они это сделали, не имеет значения.
После Второй мировой войны японцы относились к евреям, как и положено относиться к невинным жертвам, чему способствовала беспрецедентная популярность «Дневника Анны Франк», особенно среди молодых японок. И не случайно именно в Японии появилась секта иудействующих «Макойя». Число ее членов уже перевалило за двести тысяч. Они содержат кошерные гостиницы для приезжающих туристов-евреев, учат иврит и ведут произраильскую пропаганду среди японского населения. Из года в год члены «Макойи» приезжают в Израиль, поют израильские песни и в традиционных японских одеждах проходят по Иерусалиму с израильскими флажками, скандируя «Шаром!»: в японском языке нет звука «л».
16. ОСАКА: НА ДНЕ ОКЕАНА
Третий по величине город Японии, древняя Осака вдвое больше Киото и состязается с ней, как Нью-Йорк – с Вашингтоном, Санкт-Петербург с Москвой, и Тель-Авив – с Иерусалимом. Жители промышленной и коммерческой Осаки обладают острым нюхом на все новое и передовое, они намного говорливей киотцев и больше любят поесть. Как шутят в Японии, «жители Осаки тратят деньги на еду, жители Киото – на одежду, а жители Токио – на политику».
По примеру Токио в Осаке тоже построили искусственные острова, на одном из которых находятся верфи, а на другом – городской аэропорт.
Осака окружена водой, изрезана каналами и мостами, которых насчитывается более восьмисот, и это придает ей особое очарование. Тот, кто назвал ее «восточной Венецией», определенно там не был. Чаще ее называют «водной столицей Японии». Но к чему любые названия и сравнения, если Осака хороша сама по себе. А среди обилия небоскребов вода как бы снимает ощущение тяжести города.
Первое, что видят все приезжие – это Замок, представляющий национальное достояние Японии.
Пятиярусный самурайский замок – символ города и первое в стране каменное сооружение такого масштаба – стоит на вершине каменной насыпи, в основу которой заложены огромные валуны. Еще три уровня уходят под землю.
Необходимые для строительства камни неимоверных рамеров привозили отовсюду. Один из них, известный как «Осьминог», составляет в диаметре около 60 метров и весит 108 тонн. Поскольку никакие повозки не выдержали бы такой вес, его везли морем на канатах.
За 345 лет своего существования замок дважды был разрушен пожаром, заново отстроен, во время Второй мировой войны пострадал от американской бомбардировки, и его восстановили по старинным картинам.
Услышав не раз и не два подобное объяснение, Джордж Микеш со свойственным ему сарказмом не мог удержаться от следующего комментария:
«Куда бы вы ни шли, вам попадается на глаза такое описание старых храмов и памятников: «Построен в восьмом веке. Сгорел и полностью перестроен в 893, 1217, 1526, 1718 и 1933. В своем нынешнем виде этот очаровательный храм восьмого века был воздвигнут в 1965 году.
Может, так же переделана и вся Япония? Страна полностью обновленной старины? Страна новенькой древности?»
В Осаке мы снова повстречали знакомых каменных богов в красных передничках, спокойно взиравших на людскую суету среди трех священных для каждого японца деревьев – бамбука, сосны и сливы.
Как же выглядит усредненный японец, если ему действительно передаются свойства этих деревьев? Он – сильный, вечно юный и цветущий. Это ли не победная комбинация для человека будущего!
А будущее поджидало нас за поворотом в виде японской «Капсулы времени» – «дар людям будущего от людей сегодняшнего дня».
«Капсулу» захоронили на «Экспо-70», поместив туда 2098 предметов и магнитофонных записей, представляющих достижения нашей цивилизации и свидетельства ежедневной жизни японского народа, который принимал активное участие в отборе предметов. Точнее, под плитой две идентичные капсулы – верхняя и нижняя. Верхнюю выкопали в 2000 году и будут это делать каждые сто лет для проверки сохранности помещенных туда вещей. А нижняя захоронена на 5000 лет. Так что вопрос в том, кто кого переживет: земной шар – капсулу, или наоборот? Над этим вопросом хорошо размышлять в садах вокруг замка.
После посещения Замка наступила очередь развлечений, для которых в Осаке существует подобие Чайна-тауна немыслимых размеров с обилием корейцев – город в городе, набитый многоэтажными магазинами и торговыми центрами, ресторанами, кафе. И вокруг все едят-едят-едят все, что можно, включая раздутую рыбу «фугу». А два барабанщика – «очеловеченная» реклама «Наешься до отвала!»
Токийцы посмеиваются над жителями Осаки еще и потому, что у тех «нет культуры». Мол, все их мысли – только о бизнесе. До такой степени, что, как гласит еще одна японская шутка, когда двое жителей Осаки встречаются, они вместо «Доброе утро!» или «Добрый день!» с ходу спрашивают: «Как дела?» На что следует ожидаемый ответ в японском эквиваленте: «Так себе».
И еще две типично японские мелочи. Изображение Замка даже на канализационном люке и Манэки-нэко (букв. «манящий кот») – любимый японцами талисман, приносящий удачу и деньги в дом. Если купить такой магнит на холодильник, он, вероятно, никогда не будет пустовать.
День в Осаке завершился посещением одного из крупнейших в мире Океанариумов или, как здесь говорят, Аквариума, хотя второе не дает никакого представления о подлинном чуде, которое пользуется бешеной популярностью в стране и, должно быть, вызвало с свое время прилив гордости у императора-ихтиолога. Ибо здесь подводный мир успешно конкурирует с земным. А первый же тоннель создает ощущение, что ты оказался буквально на дне моря и преспокойно наблюдаешь за подводной жизнью изнутри.
Вот – то единственное место, где все течет, все изменяется. Среди этих водорослей, лесов и рифов можно провести и час, и день, и месяц, не отрывая глаз от самых фантастических рыб и животных, которых сотворила Мать-природа. Кого тут только нет! Такое впечатление, что есть все – рептилии и океанские млекопитающие, акулы, дельфины, пингвины, осьминоги, черепахи и скаты, один из которых похож на самое настоящее привидение. И рядом с каждым резервуаром – фотографии его обитаталей с переводом на английский язык и указанием места их происхождения.
Чудо в цифрах выглядит так: высота Океанариума 50 метров, в нем пятнадцать резервуаров, самый большой из которых глубиной в девять метров (11,000 тонн воды). Некоторые резервуары уходят на глубину в несколько этажей. Поэтому, стоя на верхнем этаже, можно увидеть, как пообедавший тюлень ныряет в воду. А стоя на нижнем – как он уходит на самое дно под толщей воды.
Возникает естественный вопрос, какое же стекло потребовалось для строительства подобного сооружения? Акриловое стекло 30-сантиметровой толщины, в котором не преломляется свет. Так что о каждой, самой маленькой рыбке можно по праву сказать «... а ты прекрасна без извилин».
Помимо рыб, в Океанариуме наверняка найдутся никогда не виданные существа вроде гигантского краба-паука или десятка разновидностей медуз.
После Осаки подводный музей в Эйлате сразу съежился и превратился в домашний аквариум в сравнении с этим потрясающим подводным миром в натуральную величину.
Кого мы не нашли в Океанариуме, так это кита. Но, чтобы представить себе, как выглядел пророк Иона в чреве китовом, достаточно взглянуть на этот снимок.
17. СРЕДИ ОЛЕНЕЙ
Вернувшись из поездки в Японию в 1926 году, Борис Пильняк написал рассказ о встрече с американо-еврейским писателем, который все время интересовался судьбой евреев в России. Там упоминаются имена И.-Л.Переца, Шолом-Алейхема, Бялика. Но я вспомнил о нем потому, что среди других японских городов Пильняк побывал в Наре, так и назвав рассказ «Олений город Нара»:
«Тысячу триста лет назад город Нара был японской столицей. Ныне от этих столетий в городе осталась сосновая тишина и сосновое – кажется – светит над городом солнце. И ныне, должно быть, это единственный город, который состоит не из домов, а из древнейшего парка – и населен, кроме богов, памяти и людей, – теснее всего населен священными оленями, в честь которых – в сосновой тишине парка, под сосновым солнцем – многие уже столетия стоят храмы».
Этот музыкальный фрагмент не только хорош сам по себе, но вполне адекватно передает атмосферу Нары, а прогулка по ее улочкам только усиливает музыку.
В самом святом месте в Японии мало что изменилось не только за 90 лет после Пильняка, но и за тысячу триста лет с тех пор, как 45-й японский император сделал Нару столицей. Тот же парк, те же сосны, и те же священные олени. Оказалось, что они совершенно ручные и, более того, умеют кланяться. Да, да, кланяться!
Кто приучил их кланяться? Неужто какие-то дрессировщики обучили этому тысячу оленей Нары? Вряд ли. Говорят, в древние времена вельможи, которых несли в паланкине, при встрече с оленями должны были спешиться и поклониться «верховным посланникам богов». Постепенно олени начали отвечать тем же. Так что за тринадцать столетий в генной памяти оленей Нары сохранился стереотип поведения: видишь человека – поклонись. Правда, сегодня олени начинают кланяться только в благодарность за печенье. Печеньем торгуют тут же, по 150 йен за пачку, предупреждая, что оно предназначено не для людей, а только для животных. Но предупредить надо и о другом: не дразните оленей и не требуйте от них сделать стойку – они могут покусать, а то и забодать.
Святость оленей так высока, что им даже установлен специальный памятник с фонтаном и ритуальными ковшиками.
В оленьем парке находится главное святилище Нары – буддистский храм Тодай-дзи, который считается наиболее древним деревянным сооружением не только в Японии, но и в мире. Правильнее сказать, восстановленным реставраторами. Так что в шутке Микеша о «стране новенькой древности» есть немало сермяжной правды.
Оригинал можно увидеть на макете, сделанном по старинным документам в 20-х годах прошлого века и воссоздавшим первичный вид всех построек на территории храма в масштабе 1:50. За долгие века они не раз сгорали, а от семиярусных башен-близнецов (!) остались только верхушки.
У входа в храм сидит бог Бинзуру. По преданию он был одним из учеников Будды и мастером оккультизма. Японцы верят, что если у человека больна рука, нужно потереть руку Бинзуру, а затем свою руку и недуг уйдет прочь. То же самое с коленом.
А в храме царит гигантская бронзовая статуя Будды, сидящего на троне в виде лотоса, где тончайшая резьба на лепестках изображает модель его религиозного мировоззрения.
Будда сразу оттесняет все остальное и заполняет чуть ли не все пространство, будучи выше пятиэтажного дома. Точнее, его высота без пьедестала – 16 метров. Через его глазницы свободно может пролезть человек, и, как шутят японцы, он может это сделать, не сложив зонта. Необычный выступ на лбу, похожий на кнопку – это так называемая «урна», символический знак мудрости, указывающий на состояние высочайшей сосредоточенности мысли.
Бронзовый колосс – единственное, что дошло до наших дней без особых изменений, пережив с небольшими потерями все пожары и разрушения «Великого восточного храма» (как переводится с японского его название). Вытянутой правой рукой, напоминающей стоп-сигнал, Будда благословляет Японию, даруя ей мир и благодать.
Левую руку Будды можно хорошо рассмотреть на отдельной экспозиции: она покоится на колене, символизируя желание могущественного владыки служить земле.
В VIII веке этого Будду изваял мастер по прозванию Кимимаро. Одни уверяют, что он был японцем, другие – корейцем, но никто не отрицает, что именно он придумал устроить в недрах полой статуи сложную систему деревянных конструкций, поддерживающих всю фигуру. Для ее изготовления понадобились все запасы бронзы Японии, сотни тонн золота, пчелиного воска, древесного угля. Тот же Кимимаро разработал технику сборки статуи по частям, залив соединение тела с головой сначала бронзой, потом – золотом.
Будда сидит в окружении двух богинь – милосердной Каннон и похожей на нее, как две капли воды, богини счастья, которая держит руки так же, как он.
А сама Каннон оказалась среди двух мужчин: слева – Будда, а сзади – бог войны Тамон-тен, тоже приносящий удачу, но исключительно на поле боя.
Если через глазницы Будды никто не осмеливается пролезать, в другом случае такая возможность даже поощряется. В одной из несущих колонн храма есть отверстие, равное по размеру ноздре Будды и превращенное в аттракцион. Считается, что если ребенок пролез, он преуспеет в учебе. Взрослые решаются на это в надежде на благословление, просветление и прощение всех грехов, хотя всегда есть вероятность застрять, и чуть ли не ежедневно монахи и смотрители вынуждены приходить на помощь тем, кто не рассчитал свою комплекцию.
Через несколько шагов стало еще смешнее, поскольку в сувенирном магазине при храме продается японская национальная игрушка с надписью по-русски «Чебурашка». Если ее родитель Э. Успенский не в курсе дела, она стоит от 370 до 750 йен.
К синтоистскому святилищу Касуга-тайся ведет охраняемая львами аллея знакомых по Никко криптомерий, за которыми начинаются храмовые постройки. Слова «построена в 768 году, подвергалась неоднократной реконструкции» теперь не могут вызвать у нас ничего, кроме понимающей улыбки.
Камень перед храмом установлен в честь включения Касуги в Золотой фонд ЮНЕСКО.
Больше всего этот храм известен тысячами замшелых каменных фонарей, установленных в Оленьем парке, которых здесь еще больше, чем оленей. На встречу со святыней из года в год идут многочисленные паломники в белом, опираясь на посох, как ходили в Японии тысячу лет назад.
Здесь есть свой «царь-колокол»,
а чтобы русские аллюзии были еще сильнее, у служительниц храма есть подобие кокошников, которые они к лету меняют на венок из веточек глициний.
Для девушек Касуга особенно притягательна, потому что здесь можно узнать всю правду о суженом. Как? С помощью гаданья. Все, как обычно: «Раз в крещенский вечерок/ девушки гадали...» Вот только в японском варианте до башмачков дело не дошло – жалко обуви. Их с успехом заменили бумажные сердца, которые надо окунать в волшебное корыто, а уж оно не обманет. Надо только строго придерживаться инструкции. Короче, девушки, оставляйте свое бумажное сердце в Касуге – вдруг оно приведет к вам наследного принца.
Я тоже погадал бы, но совсем о другом: вернемся ли мы в Нару? Увидим ли еще раз Японию?
Подводя итоги нашей поездки, надо признать, что после Японии Европа как-то неожиданно поблекла и стала несколько пресновата. Видимо, то же самое ощущение испытали космонавты, вернувшись на землю. Особенно те, кто побывал на луне.
Что касается варвара, написавшего эти заметки, то среди прочего он учился у японцев искусству имитации. С палочками вместо ножа и вилки,
и в полном парадном облачении... разве что за неимением шлема и самурайского меча пришлось ограничиться банкой японской водки с помидорчиками.
Ах, Япония! Как хотелось бы взять с собой твои горы, водопады, леса и озера! А, может, устроить на балконе мини-Японию: камни из наших трех морей, вода в керамической плошке из Киото и брошенные в нее лепестки жасмина. Смотреть на все это со сладкой тоской и говорить себе: «Мы там были!»
|