|
1. ВТОРАЯ СТОЛИЦА ИМПЕРИИ
В Будапешт можно приезжать в разное время года, но летом бывает чересчур жарко, зимой – чересчур холодно, а тут в середине октября – настоящее «бабье лето», бархатное до невозможности. По всему городу – листопад, и, как в детстве в Нескучном саду, груды листьев под ногами: ходишь и шуршишь.
При такой погоде весь город очень похорошел и прямо на глазах ожила вторая столица Австро-Венгерской империи. Будто на дворе не XXI век, а куртуазный XVIII-й, напудренный, как парик. А на улицах – сплошные экипажи-плюмажи, кринолины-пелерины, эполеты и сабли, и, натурально, чепчики, которые дамы бросали в воздух с криками «ура» при виде императорского войска.
Открывая глаза, понимаешь, что империя уже сто лет, как сыграла в ящик, но что-то все же осталось. Прежде всего, бесконечные дворцы, этакие классические палаццо, которые в прошлом безобразном веке стали жилыми домами, правительственными учреждениями и отелями, включая тот, где мы остановились. Но зачем об этом думать, когда можно смотреть на них без конца, упиваясь лепниной, эркерами, барельефами.
Осколком империи остался также бравый полицейский, который несет круглосуточное дежурство у базилики Св. Иштвана, застыв в ожидании приказа «держать и не пущать».
А как было не заметить типичную венгерскую девушку в национальном костюме вроде тех, что при государе императоре ходили в таком виде каждый день.
При ближайшем рассмотрении с прогулочного кораблика Дунай не так велик, чтобы редкая птица не могла его перелететь без всякого напряжения, что и делают местные чайки. Но более естественная мысль – о другом: как и все города, разделенные рекой, Будапешт поделен на две части – Буду и Пешт – не только топографически, но исторически, социально и психологически. Как и в Париже, где левый берег Сены давно смотрит с превосходством на правый, правобережный Буда остался в прошлом, а будущее (или Буда-щее) – за Пештом. Буда – это начало, пыль веков, старина, история. Пешт – продолжение, молодость, обновление, средоточие власти, промышленности, искусств.
Буда смотрит с высоченного холма на равнинный, хорохорящийся Пешт, как бы говоря: тебе с твоими новомодными штучками до меня не дотянуться. Но неутомимый Пешт давно дотянулся – восемью мостами, каждый из которых красив сам по себе.
Так что обе части города легко достижимы, хотя иерархия между ними сохранилась.
Ожидая повсеместного проявления бушующего национализма, мы были приятно удивлены, увидев на трамвае рекламу «Тель-Авив-Иерусалим – два солнечных города за один раз», на автобусе – «Мазл тов!» (ивр. букв. «На счастье!», «Поздравляем!»), а на рынке, окинув опытным взглядом наши носы, продавщица протянула бутылку национальной водки «Палинка» (с ударением на первом слоге), на которой латиницей было написано... «Кошер». И кто же это так позаботился?
А вокруг, царапая ухо и не доходя до сознания – непостижимый, неузнаваемый венгерский язык, в котором не за что зацепиться. Из припасенного словарика в два десятка слов можно произнести только одно знакомое – «сервус», привет. Спасибо по-японски («аригато») оказалось легче и доступнее, чем по-венгерски – «кёосёонёом». Ну, и как это выговорить?
Говорят, во время Гражданской войны в США северяне шифровали свои послания... на венгерском языке. Эх, не было на них израильской военной цензуры, где, кажется, знают больше языков, чем есть у государств-членов ООН.
Гуляя по Будапешту, нельзя не обратить внимания на большое количество парикмахерских, что сразу напомнило первые строки «12 стульев», разве что похоронных контор мы не видели. Зато видели крайне популярные в народе купальни с термальными ванными, которых насчитывается более десятка, и некоторые из них – с куполами, колоннами, портиками и мозаичными полами – больше похожи на особняки, чем на бани.
Вообще, вода – в прудах и фонтанах – в сочетании с обильной зеленью делает прогулки по городу особенно приятными, потому что в какую-то минуту ты уже не чувствуешь ни жары, ни выхлопных газов.
Замок за прудом с твердным названием Вайдахуняд – вовсе не единое целое, а своего рода «архитектурно-исторический конспект», знакомящий с копиями разных зданий, возведенных в Венгрии в разное время в разных местах. Нечто подобное мы видели в Испании в образцово-показательной деревне «Пуэбло Эспаньол».
Чуть ли не в каждом здании есть элементы и детали, оставшиеся в камне, которые придают ему такой же самобытный и неповторимый вид, как глаза, нос и рот – человеческому лицу.
Прелесть этого города еще и в том, что можно свернуть в любой переулок и зайти в старый дом, где нередко попадаются вот такие дворики с галереями.
Настоящей коллекцией домов осталась торгово-пешеходная улица Ваци в историческом центре города, которую не минует ни один турист.
Чего тут только нет! Хотите – самый узкий дом в одно окно. Хотите – цветочный магазин, который под той же вывеской по-прежнему торгует цветами, как и сто лет назад.
А рядом – дом Михаэля Тонета, создателя знаменитых «венских стульев»: в украшении фасада использованы готические и ренессансные мотивы, с богатейшим орнаментом. Вот наилучший пример того, что сначала – стулья, потом – деньги.
2. БУДА
Единственный рейсовый автобус с трудом забирается на гору. Можно подняться на фуникулере доэлектрической эпохи, но там всегда очередь. Поэтому шустрые, разноцветные «шаттлы» так и снуют день-деньской, перевозя всех, кто хочет посмотреть на Буду, а с нее – на Пешт.
Первым посетителей встречает конный памятник генералу Артуру Гёрги,
который прославился не только ратными битвами во славу венгерской революции, но и тем, что в быстросмертном XIX веке не дожил всего два года до столетнего возраста.
Именно с этого места открывается превосходный вид на город.
А, повернувшись назад, видишь то, ради чего и приезжают в Буду: Будайскую крепость, «Крепостной холм», «Замковую гору» или просто «Замок» – так по-разному переводят венгерские слова, означающие холм, на котором стоит старинный королевский дворец с зеленым куполом и окружающие его здания.
Еще лучше это видно с воды.
О центральном элементе Замкового холма – дворце короля Матьяша – современники говорили: «Во всей Европе есть три самых красивых города: Венеция на море, Буда на холме и Флоренция на равнине». С первым и последним никто спорить не будет, но чтобы включить в эту триаду Буду, надо быть, скорее, венгром, чем иностранцем. Ведь за последние триста лет оригинальный замок трижды был разрушен, в последний раз, когда советская армия взяла Будапешт.
В этот раз фасад дворца, где размещена Национальная галерея, преобразился, благодаря выставке Фриды Кало, чья огромная афиша оказалась прямо под портиком и была так велика, что ее было хорошо видно даже с Дуная.
Но о выставке позже, а пока – о других красотах вокруг королевского дворца, без которых он выглядел бы очень сиротливо. И первая из них – готическая церковь Матьяша, точнее, церковь Пресвятой Богородицы, на которую пошло четверть миллиона красных черепичных плиток.
На уютной площади перед церковью гордо восседает на коне Святой Иштван – первый король венгров. Попона сделана так искусно, что кажется, будто эти бронзовые бляхи звенят на ветру.
Вокруг находится то, что называется Рыбацким бастионом: семь сторожевых башен в неороманском стиле с нишами для вождей семи мадьярских племен (второй вариант площади Героев), лестницы и террасы.
Но почему бастион «рыбацкий»? При чем тут рыбаки? В средние века, когда рыбаки торговали на рынке рядом с церковью Матьяша и их гильдия защищала крепостную стену со стороны Дуная, под сегодняшним бастионом находился рыбацкий город.
Как и в Вене, здесь стоит Чумная колонна, поставленная в честь избавления города от чумы.
Вот только самый любознательный турист не найдет ни единого упоминания о том, что в эпидемии чумы обвинили евреев, что стало поводом их первого изгнания из Венгрии в 1349 году.
После всех древностей прогулка по Буде доставит немалое удовольствие, ибо здесь тоже хватает самых необычных домов и барельефов.
А теперь несколько слов о выставке умопомрачительной мексиканской художницы Фриды Кало, чьи брови стали ее товарным знаком.
Надо было так вовремя приехать в Будапешт, чтобы, выстояв длинную очередь, попасть на эту выставку. Отдельные репродукции и даже целый альбом колдуньи Фриды, конечно, никого не оставят равнодушным, но собранные в десятке залов ее картины, карандашные рисунки, работы по дереву, керамика вызывают только одно ощущение – страшной боли. Ничего кроме боли.
Только боль осталась уделом парализованной, распятой на кровати-могиле художницы, которую все еще раздирали страсти здоровой женщины.
О себе она сказала так: «Я не больна. Я разбита. Но я счастлива жить, пока могу писать... Зачем мне ноги, если у меня есть крылья?»
Ривера и Троцкий – в биографии Фриды Кало они остались только в примечаниях, как два змея-искусителя, которые сунули в свободную руку художницы серп и молот.
3. НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ГОВОРИТ БОГ
Базилика Святого Иштвана – крупнейший римско-католический храм столицы – с ее зеленым куполом хорошо видна внутри Пешта, и еще лучше – с холмов Буды. Ее фасад в стиле неоренессанса строг и пропорционален, и не так огромно-неуклюж, как со стороны проспекта. А золотая надпись на фронтоне довершает картину: «Ego sum via veritas et vita».
В сети это переводят, как «Я есть путь и истина и жизнь». Было бы лучше и логичнее заменить первое «и» запятой.
Интересно, что при внешней огромности внутри храм совсем невелик. Это было очевидно на вечернем органном концерте Моцарта и Баха, на который очередь выстроилась по всей площади. А когда первые звуки «Реквиема» ударили в голову подобно смерчу, было ощущение, что это – глас Божий. И определенно не на латыни.
Просторная площадь перед храмом полна ресторанов, чьи названия, как всегда, обыгрывают их месторасположение, а от нее расходятся улочки, одна из которых выводит прямо на набережную Дуная. Странно, что в таком аристократичном городе набережная не вымощена плиткой, как в Тель-Авиве, а всего лишь посыпана песком. Но вид Дуная и Буды все окупает.
Другая очень приятная странность состоит в том, что город, в котором живет чуть меньше двух миллионов человек, не так велик, как многие столицы мира, поэтому его можно исходить пешком без большого напряжения и траты денег на общественный транспорт. Посмотришь на карту – вроде городской рынок на юге у черта на куличиках! Посмотришь еще раз – и подумаешь, что до парламента на севере не дойти и за час! Оказывается, все наоборот.
Не прошло и четверти часа, как мы ушли от базилики, и вдали появилось сталагмитовое здание парламента, одинаково прекрасное и с суши, и с воды, воплощенное таким, каким его задумал венгерский архитектор Имре Штейндль.
Здесь же надо обязательно упомянуть о другой работе Штейндля – восхитительной, воздушно-ажурной церкви Св. Елизаветы в другом конце города, куда не забредают туристы.
Парламентская площадь украшена конным памятником государственно-политическому деятелю, графу Дьюле Андраши, чьим именем назван главный проспект столицы, который упирается в площадь Героев.
В отличие от парламентов всего мира, этот лишен необходимой серьезности. Посудите сами: почетный караул из двух рядовых не стоит в будках, и, более того, устав стоять, они начинают ходить по кругу. Да еще носят солнечные очки.
Совсем несерьезно выглядит повешенный на заднем фасаде плакат с изображением премьер-министра Венгрии Виктора Орбана и незнакомого мужчины с сопроводительным текстом «Любовь есть любовь».
Но нужно отлать должное венграм: не где-нибудь, а на той же парламентской площади стоит памятник восстанию обреченных 25 октября 1956 года – с имитацией пулевых пробоин. Это – символические следы тех самых пуль с клеймом «Сделано в СССР», которыми была расстреляна тоска венгров по свободе.
После этого было необычно увидеть в центре Будапешта обелиск в честь «советских воинов-освободителей», который 60 лет спустя после восстания не снесли и не взорвали.
Кроме того, в городе есть парк «Memento», где собраны советские памятники со всей страны, что сделали также в г. Друскининкай (Литва) в парке Грутас. Но в Будапеште монументальная скульптура датируется более ранним периодом, что видно у входа на выставку, посвященную Первой мировой войне.
И все же советский обелиск вызвал неизбежный вопрос: что было предпочтительнее для венгров – быть оккупированными один год нацистами или полвека – коммунистами?
И еще одно: полувековая диктатура коммунистов сменилась в сегодняшней Венгрии диктатурой популистов. Правда, до концлагерей дело не дошло, но в остальном «партия и народ едины». Или, как элегантно выразился премьер-министр Орбан, «нация не может быть в оппозиции».
4. ДЕНЬГИ
По словам знакомого венгерского политолога, Орбан и его окружение похожи на Ельцина с его «семьей». С 2003 года Венгрия получила от Евросоюза 14 млрд. форинтов, которые не дошли до народа, осев в карманах «семьи». А что же народ? Как обычно. На этот случай у Орбана есть еще одно хитрое высказывание: «Народа нет – есть нация». Больше нет табачной промышленности – есть национальная табачная промышленность. Национальные газеты. Национальный спорт. Национальный балет. Национальное кино. Самой большой новацией стало то, что бывшие потомки угро-финских народов, венгры решили вести свое происхождение от гуннов. А поскольку от гуннов ничего не осталось, пришлось удовлетвориться более поздним периодом.
История венгров теперь начинается... с 1989 года. Описка? Нет, политика. С того года, как Виктор Орбан встал во главе «Союза молодых демократов», Венгрия обрела новую историю и потеряла старую конституцию. Ее заменил Основной закон, который начинается словами национального гимна: «Бог благословил Венгрию». Не исключено, что в следующей редакции это будет исправлено на «Венгрия, Венгрия превыше всего».
Но это, скорее, реплика в сторону, ведь мы начали с форинтов.
Для тех, кто не в курсе, в Венгрии осталась своя валюта: конечно, с евро, долларами и кредитной карточкой тут не пропадешь, но запасаться надо именно форинтами. Потому что иначе вы становитесь легкой добычей мародеров-менял с космическими комиссионными.
Вообще, в стране с галопирующей инфляцией немудрено, что в национальной валюте счет идет на десятки тысяч: самый крупный банкнот – 20 тысяч форинтов, самый мелкий – 500. Самая крупная монета – 200 форинтов, самая мелкая – 5. При этом в стране нет даже подобия официального разменного курса для пересчета на евро и доллары. Поэтому у каждого менялы, в каждой лавке и магазине, в каждом ресторане, кафе и супермаркете – свой грабительский курс, по которому с вас берут деньги в евро, а сдачу дают в форинтах. В результате этих манипуляций вы всегда в проигрыше, а другая сторона – в постоянном выигрыше.
Но главное для туристов, что даже при таком общегосударственном обмане здешние цены вполне демократичны, так что можно себе позволить несколько дивных дней в Будапеште, покупая то, что душа пожелает.
А для желаний здесь – большой простор.
5. ПАМЯТНИКИ
Наверное, надо начать со святых. Косма и Дамиан или, в русской традиции – Кузьма и Демьян, благословляют популярную ресторанную улочку, хотя так и осталось неясным, о какой из трех пар известных врачевателей и чудотворцев (Асийских, Римских или Аравийских) идет речь.
Памятники тем, кто стал славой и гордостью Венгрии, входят в категорию законсервированной истории. Они населили улицы и площади, парки и скверы, лужайки и дворы. По большей части – это немолодые мужчины, которые стоят или сидят, устремив взгляд в прошлое. Помимо одиночных памятников, на Октагональной (восьмиугольной) площади, которую называют Октагон, их насчитывается четыре, а на площади Героев – аж четырнадцать.
Интересно, что при явной парадности скульптурного ансамбля, в нем нет знакомой плакатности и режущей глаз героизации. Вот ведь как: герои есть, а героизации нет. Может быть, это объясняется любовно-детальным воплощением в бронзе и мраморе венгерской истории, начиная с того дня, когда в 896 году вождь по имени Арпад (между прочим, на иврите это – вампир) привел свои племена в придунайские земли, чтобы взять их по праву силы. К тысячелетнему юбилею этого события и был сооружен памятник.
Дружинники князя Арпада и другие князья с королями стоят тут, каждый – в своей нише, а под ними – великолепные барельефы с подробностями битв и побед.
В Буде стоит памятник графу Иштвану Бетлену, в котором сохранилось трагическое одиночество этого незаурядного человека:
будучи премьер-министром, он выступал за объединение Венгрии и Румынии под румынской короной, заключил союз с фашистской Италией, но был категорически против союза с Гитлером. Последнее не помешало пришедшим к власти коммунистам арестовать графа руками русских весной 1945 года - через год он умер на Лубянке.
Рядом с парламентом, на набережной – памятник человеку, который чем-то похож на молодого Горького.
Но это не Горький. Это – национальный венгерский поэт Аттила Йожеф, которого много переводили на русский. Участок набережной назвали его именем за стихотворение «У Дуная». Йожеф отличался склонностью к суициду – до и после того, как увлекся марксизмом и вступил в компартию. А в 1937-м, в возрасте 32-х лет бросился под поезд.
Площадь перед Академией наук буквально полна памятниками. Первый, хорошо – обработанный голубями – политику-реформатору Иштвану Сеченьи, чьим именем названа... одна из бань.
Второй – философу и лингвисту Шарвасу Габору. Причем, прильнувшая к нему девушка с цветком как две капли воды напоминает пражский памятник создателю Голема, рабби Лёву, на котором Смерть в обличье его дочери подсунула «папе» ядовитую розу. Живому и каменному Габору повезло больше.
Наконец, весьма оригинальный памятник установлен историку Тоту Золтану, который, надо полагать, по замыслу скульптора в буквальном смысле слова вырос из венгерской истории или ушел в нее корнями.
По частоте памятников всех опередил Ференц Лист: если напротив базилики ему отвели нишу для бюста,
на площади Листа его сделали чуть ли не святым. Точнее, на здании музыкальной академии его вознесли на то место, где обычно находится кто-то из святых.
А рядом – памятник дирижеру Георгу Шолти, сделанный из звуков музыки, которые каким-то чудесным образом вырвались из металла.
Здесь не забыли даже президента США Рональда Рейгана размером больше человеческого роста, который бодро шагает от парламента, хотя в Будапеште он никогда не был. Но это не помешало премьеру Орбану заказать в 2011 году памятник тому, кто, по его словам, «разрушил советскую империю».
Памятника Горбачеву рядом не оказалось. Зато упомянутый обелиск «советских воинов-освободителей» стоит буквально в двух шагах от Рейгана, что, по всей вероятности, надо считать данью политкорректности.
Другой американец, удостоившийся памятника - генерал Гарри Бэндхольц, который в 1919 году с одним хлыстом в руках помешал румынским солдатам разграбить венгерский Национальный музей.
Надпись на пьедестале отличается прямотой старого солдата: «Я просто выполнял приказы моего правительств так, как я их понимал, будучи офицером и джентльменом армии Соединенных Штатов Америки».
Беда лишь в том, что те же самые слова «Я просто выполнял приказы» повторяли все подсудимые на Нюрнбергском процессе.
После такой череды славных персонажей в памяти и на пленке остался еше один памятник, не вошедший в историю. Согласитесь, что эта счастливая женщина может осчастливить всех, кто на нее посмотрит.
6. ПО ЕВРЕЙСКИМ СЛЕДАМ
До оккупации Венгрии войсками вермахта 19 марта 1944 года местные евреи думали, что беда их миновала.
Дальнейшее произошло с ужасающей быстротой, на которую был способен только прораб «окончательного решения еврейского вопроса» Адольф Эйхман. С середины мая до июля 1944 года 424 тысячи венгерских евреев были отправлены в Освенцим на 145 товарных поездах в вагонах для скота. Больше половины из них были убиты сразу по прибытии в лагерь. Как сказал греческий еврей из приемной команды: «Когда приехали венгерские евреи, печи горели все время. Ночью небо было красным».
Еще 100 тысяч евреев из будапештского гетто были расстреляны и утоплены милиционерами из партии «Скрещенные стрелы».
Но и в этом Содоме нашелся праведник, шведский дипломат Рауль Валленберг, который спас в Будапеште десятки тысяч евреев, обеспечив их «защитными паспортами». Если подвиг Валленберга хорошо известен, о двух других людях известно гораздо меньше, хотя в том же месте и в то же время они занимались тем же делом – спасением евреев. Это – швейцарский вице-консул Карл Лутц и итальянский бизнесмен, бывший фашист Джорджо Перласка, выдававший себя за испанского генерального консула: они прятали евреев в «экстерриториальных» квартирах, обеспечив им «охранные грамоты».
В Хайфе именем «праведника народов мира» Лутца назвали улицу, в Будапеште его именем назван участок набережной, в центральном сквере стоит каменная книга с его портретом.
В ней написано: «Швейцарский вице-консул Карл Лутц представлял интересы Соединенных Штатов Америки и других стран между 1942 и 1945 гг. Проявив смелость, он спас жизни десятков тысяч венгерских граждан, которых преследовали, как евреев». Итак, прежде всего они были венгерскими гражданами, и ни слова о тех, кто их преследовал, то есть, венграх, которые убивали евреев с не меньшим азартом, чем немцы. И Боже упаси упоминать хоть словом, что Венгрия была союзницей Гитлера.
А у входа в старое будапештское гетто Лутцу установлен необычный памятник, на котором он парит ангелом над распростертым на земле евреем, протягивая ему руку. На мемориальной доске – талмудическая цитата «Кто спасает одну жизнь, спасает целый мир».
Кстати, готовность Лутца протянуть руку евреям стоила ему карьеры.
В Будапеште есть другой душераздирающий памятник: установленные на берегу Дуная шестьдесят пар мужской, женской и детской обуви, отлитых из чугуна, в память о евреях, которых утопили милиционеры «Скрещенных стрел», предварительно заставив разуться, чтобы продать обувь или забрать себе.
Здесь всегда толпится народ. Евреи по традиции кладут в туфли и ботинки камушки, ибо у погибших не осталось могил. А неевреи разглядывают и камушки, и поминальные свечи, и израильский флаг, не имея ни малейшего представления, что написано на иврите (без перевода на английский и венгерский языки) на врезанной в мостовую плите: «В память жертв, убитых милиционерами «Скрещенных стрел» в 1944-45 гг. на берегу Дуная. Да будет благословенна их память!»
Из 825 тысяч венгерских евреев после Катастрофы осталось в живых менее трети. Сегодня их менее 50 тысяч.
Из двадцати действующих синагог Будапешта самая большая в Европе и вторая в мире – хоральная синагога на улице Дохань, где берут немалую плату за вход – 12 евро. Видимо, это объясняется заботой о самоокупаемости, хотя каждый еврей должен испытывать раздражение от того, что с него требуют деньги за вход в синагогу. Она построена в середине XIX века в мавританском стиле, напоминая настоящую мечеть с двумя минаретами, и вмещает до 3500 человек.
В синагоге есть орган, на котором во время службы играет нееврей. Когда-то на нем играли Лист и Сен-Санс. К синагоге примыкает Еврейский музей, расположенный на месте дома, где родился Герцль, чьим именем названа площадь перед синагогой.
На музее написано «Подвал Катастрофы» (?), а значок наверху подозрительно напоминает «крылышки» израильских десантников.
Это – уже территория гетто, где немцы собрали евреев со всей страны. Надо думать, сегодняшние жильцы этих домов вряд ли знают, что здесь творилось 74 года назад.
Кроме Еврейского музея, в центре Будапеште есть музей под названием «Дом террора», где располагался штаб «Скрещенных стрел», а при коммунистах – Управление госбезопасности.
Под самой крышей, рядом с красной звездой и скрещенными стрелами, хорошо видно слово «террор», которое легло тенью не только на окна верхнего этажа, но и на всю историю Венгрии. Экспозиция музея посвящена жертвам фашистов и коммунистов. Но внимание привлекают не застенки и решетки, а тот факт, что при оформлении экспозиции венгры преуменьшили свою вину за судьбу венгерских евреев и сознательно подчеркнули еврейское происхождение многих коммунистов, ответственных за зверства в послевоенные годы. Такой подход вполне укладывается в концепцию нынешних властей, по которой во время Второй мировой войны были «отдельные эксцессы», но в целом Венгрия пострадала от нацистской оккупации так же, как и вся Европа.
Если кто-то решит, что в этих словах есть преувеличение, ему надо прийти на площадь Свободы в центре города. Там его ждет странная на первый взгляд скульптурная композиция.
Что это за хищная птица? И кого олицетворяет юноша с яблоком? И, главное, почему перед ними натянута колючая проволока с фотокопиями документов и фотографиями, под которыми стоят старые чемоданы и – снова – лежат камушки с именами? И здесь тоже – фото Карла Лутца.
Оказалось, что осквернение памяти погибших евреев вызвало настоящий гражданский бунт, когда власти заказали придворному скульптуру эту композицию: невинная и прекрасная Венгрия в лице архангела Гавриила с державой в руках, над которой навис нацистский орел, разинув клюв и расправив когти. Так была воплощена все та же лживая концепция: Венгрия – жертва, орел Гитлер – агрессор. Так выявился настоящий масштаб подлости венгерского правительства, уверяющего своих граждан, что в годы войны Венгрия была жертвой, а не лояльным союзником Гитлера. Настолько лояльным, что получила в награду обширные территории сопредельных земель. Настолько лояльным, что режим в фашистской Венгрии мало чем отличался от Третьего рейха. Настолько лояльным, что расистские законы были только преамбулой к массовым убийствам венгерских евреев их соотечественниками – полицейскими, милиционерами «Скрещенных стрел» и добровольцами, решившими поживиться еврейским имуществом.
Это и возмутило семьи тех евреев, которые прекрасно знают, кто убил их родных и кто был настоящей жертвой. Они-то и принесли на площадь колючую проволоку, чемоданы, фотографии и множество камушков.
А что же власти? В этом редчайшем случае власть безмолвствовала, а глас народа гремел во всю силу. И гремит до сих пор – по всей площади Свободы, чье название стало теперь весьма двусмысленным.
Что же касается архангела Гавриила, то это не кто иной, как библейский Габриэль, ангел-хранитель еврейского народа. Вот только хочется спросить: где он был с 1939 по 1945 годы?
7. ЗАПАХ ГОРОДА
Думаю, не ошибусь, если выскажу предположение, что у каждого города – свой запах. Один пахнет вином, другой – апельсинами, третий – морем. Будапешт пахнет паприкой. Во всяком случае, она везде – в магазинах, на рынке, наконец, в тарелке с блюдами национальной кухни. Паприка красная и черная, острая и сладкая, в сувенирных мешочках с лопаточками, в коробочках, баночках, плошечках.
Надо сказать, что устойчивое убеждение в нетерпимой остроте венгерской кухни, чьи блюда якобы нельзя есть без огнетушителя, на деле оказалось мифом. Огнетушитель не нужен даже для гуляша.
Порции в здешних ресторанах настолько велики, что нередко можно смело взять одно блюдо на двоих. А чаевые уже включены в счет. Обед на двоих с пивом сегодня обойдется меньше, чем в 30 евро.
Упомянутая водка «Палинка» (на мой вкус, лучше всего сливовая) станет отменным сувениром или подарком, ничем не уступая другим сортам по градусам, поэтому пить ее надо мелкими глоточками, наслаждаясь чудным послевкусием.
Чем бы ни пропах Будапешт – паприкой или «Палинкой», от этого запаха так чудесно кружится голова, что хочется остановить мгновенье. Разве не для этого предназначен фотоаппарат?
|