|
1. Проездом в Мюнхене
Как и в прошлом году, мы снова путешествовали с совершенно удивительной
Инной Когосовой,
которая своими широкими знаниями языков, стран, культур и людей позволяет почувствовать себя в Италии – итальянцем, в Швейцарии – швейцарцем, а в Австрии, натюрлих – австрийцем.
В Мюнхене каждый булыжник вымыт, герань за окнами краснее красных флагов, вокруг все только и делают, что едят сосиски, пьют кофе и баварское пиво, в городских туалетах чище, чем в музее. Почему-то именно в туалетах работает много женщин из России, иллюстрируя аномалию взаимоотношений победителей и побежденных.
Двухчасовую прогулку начали от Оперного театра – торжества классицизма с двумя фронтонами, рядом с которым – реклама… «Аль-Кайды».
Центр и старая часть города в наилучшем виде воплощают принципы средневекового немецкого градостроительства с той разницей, что 65 лет назад весь Мюнхен лежал в развалинах. Ратуша прекрасна не только снаружи,
но и внутри.
Там-то и оказался список городов-побратимов, куда входит Киев, что тоже относится к вышеотмеченной аномалии.
В
«Школе варваров»
Эрика Манн вспоминала «о Мюнхене, моем родном городе, о доме моего детства (…) Иногда во снах я гуляю по улицам или плыву по Мариенплац через старую часть города, вниз по реке Изар». Вот – Мариенплац, вот – старая часть города, и вот – река Изар, где в начале мая уже купаются и загорают.
Идем по городу и смятенно покачиваем головами от буйства готики и барокко. На этом фоне некоторые районы Тель-Авива, признанного ЮНЕСКО музеем «баухаус» под открытым небом, выглядят так, будто ковровая бомбардировка союзной авиации прошлась по ним, а не по Мюнхену.
Мюнхен утопает в зелени. Не знаю, действительно ли он – самый зеленый город Европы, но чуть ли не на каждом шагу – скверы и парки, а уж как хороши сделанные с большой выдумкой клумбы. И здесь сравнение снова не в нашу пользу.
Забавно, что у нас с Баварией общие цвета национального флага.
Ключевое слово – «гемютлих», уютно. С типично немецкой тщательностью и обстоятельностью все сделано удобно и уютно. Национальная триада «кирхен-киндер-кюхен» воплотилась в луковичном куполе Собора мюнхенской Богоматери.
Элементы модерна грамотно и гармонично вмонтированы среди старых домов. Много свободного места для пешеходов. Трамвай, который вряд ли появится в перекопанном за десять лет Иерусалиме, ходит, как по часам. Впрочем, здесь все по часам, по правилам и по законам, чтобы не было никаких сюрпризов. Но они бывают.
Обязательный пункт туристической прогулки – пивная «Хофбройхаус», где начинал свою карьеру Адольф Гитлер. И вот то место (как раз за музыкантами),
где плотник Георг Альзер заложил взрывное устройство, чуть было не изменив
ход истории.
Правда в путеводителе по Мюнхену на русском языке о пивной сказано только то, что «в 1920 году в ней прошла первая манифестация нацистов». И никакого Гитлера! А в предисловии, среди местных знаменитостей, упомянут Томас Манн, который, «как и все остальные горожане, должно быть, испытал на себе порывы сухого и горячего ветра «фёна», от которого голова идет кругом даже у самых уравновешенных людей». И опять же ни слова о том, что единственным, от чего голова пошла кругом у Томаса Манна, был все тот же Гитлер, от которого Манн бежал со всей семьей. Ну, и, если уж продолжать цитирование путеводителя – на этот раз, по Австрии (тоже на русском), то о родном городе Гитлера Линце сказано следующее:
«В Линце юноша учился рисовать (…) Любовь к городу диктатор пронес через всю жизнь и очень хотел, чтобы его здесь похоронили. История распорядилась иначе». И дальше: «В земле Линца покоится разведчик, Герой Советского Союза Л.Е. Маневич…» Двадцать одна строчка – о Маневиче, девять строчек – о Гитлере.
Из рекомендуемых путеводителем десяти пунктов прогулки по Мюнхену один – пивная Гитлера, а другой – синагога. На кого же рассчитан этот путеводитель?
Поток немецкой речи и появление полицейского наряда невольно заставляет подобраться в ожидании команды: «Хальт! Аусвайс!» Смешно? Нет. Когда-то я думал, что нога моя не ступит на эту землю. Но ступила.
Старая израильская хохма, где обыгрывается наш вопрос номер один «Кама зман ата ба’Арец?» («Сколько лет ты в Стране?»), трансформировала его в нечто сугубо местное: «Кама зман ата баварец?» На этот вопрос у нас был совершенно точный ответ: «Два часа».
2. В деревню, в глушь, в Тироль
Привычная ниточка ассоциаций, связанных с Австрией – император Франц-Йосиф, вальсы Штрауса, «аншлюс». От первого осталась царственная Вена и герб, от второго – вечно живая музыка и фильм «Большой вальс». О третьем здесь никто не хочет вспоминать, чтобы не портить бизнес.
Пересекая невидимую границу между Германией и Австрией, мы едва замечали указатель «Osterreich». Но только в немецком языке в названии этой страны сохранилось слово «рейх», да еще с унизительной добавкой «восточная часть». А поскольку австрийцы называют себя «austrish», тут – один шаг до английского «ostrich», то бишь, страуса. Иными словами, страна страусов, что было особенно верно для весны 1938 года.
Мой покойный отец, служивший во время войны главным редактором дивизионной газеты, с детства рассказывал мне, как он освобождал Австрию. На фотографиях того времени рядом с отцом стояли натужно улыбавшиеся молодые женщины, олицетворявшие «счастливое местное население, встречавшее освободителей». Из отцовских рассказов я помню поразившее его благополучие, комфорт и обеспеченность оккупированных австрийцев, у которых было все, о чем советский человек не мог даже мечтать. За 65 лет Австрия стала еще благополучнее, и для развалины бывшей империи выглядит совсем недурно.
Но прочь все ассоциации! Горы, леса, реки со всех сторон быстро вытесняют привычки и комплексы городских жителей. Неужели всего две-три недели назад здесь лежал снег и продолжался лыжный сезон? Во всяком случае, снег на вершинах гор это подтверждает. На склонах – развалины крепостей и замков, церковные шпили, виллы и дачи, а преимущественно – деревеньки в несколько домов или хутор на отшибе, рядом с которыми бродят тучные коровы с колокольчиками, благо просторы позволяют.
Почти при такой же численности населения, как в Израиле, площадь Австрии вчетверо больше, а плотность населения – из самых низких в мире. Так что можно проехать несколько сот километров среди гор и лесов, не видя никаких следов человека. Хотя это, конечно, иллюзия: человек тут был и сделал все необходимое, чтобы другим людям было удобно. На горной дороге – «карман» для машины, со скамейкой из полена, столиком и краном с питьевой водой. Вода льется отовсюду в таких страшных количествах, что хочется крикнуть: «Дайте и нам немного!»
Австрийцы очень пекутся о здоровом питании и здоровом образе жизни, чтобы получать от нее максимальное удовольствие. И здесь щедрость природы сделала им бесценный подарок: нам бы хоть малую часть этих лесов, лугов и рек. Кто-то из группы даже изъявил желание попросить в Австрии «климатическое убежище», тем более, что в этот день в Израиле было 40 градусов.
Деревушка Висинг, в которую мы приехали, находится на высоте 568 метров к северо-востоку от Инсбрука. Рядом – райцентр Енбах, и обязательная ж/д, делающая передвижение по Австрии приятным, удобным и быстрым. В самой деревне – аккуратные, добротные деревянные дома под черепицей с резными балконами и флюгерами-петушками. На дверных ручках – разноцветные ленточки и веночки. Двери не запирают. По утрам у заборов – черные мешки с мусором, которые мусорщик собирает по всей деревне. Чистые асфальтированные улочки. Чуть ли не у каждого дома – машина. Казалось бы, по местным меркам, дыра и захолустье, а ведь на тебе – от деревни осталось только слово, да и оно звучит здесь как-то странно.
Посреди деревни – обязательная кирха со шпилем. По форме купола определяют численность населения:
шпиль – не больше тысячи. «Луковица» – до пяти тысяч и более.
Чуть ниже церкви, рядом с пожарной командой – «майское дерево»,
которое разбивает представление о сухарях-австрийцах, лишенных чувства юмора. Это дерево символизирует не столько начало весны, сколько начало жизни: голый ствол – фаллос, а надетые на него еловые венки – влагалище. Каждый из венков – предложение руки, сердца и того, что символизирует голый ствол. Сажая такое дерево у дома любимой, горячие австрийские парни намекают на серьезные намерения, и самым наглядным образом дают понять, каковы их мужские возможности – от кустика до настоящей корабельной мачты. Это ли не связь культур – от «Майской ночи» и «Вечеров на хуторе близ Диканьки» до «майского дерева» и вечеров на хуторе близ Енбаха.
Но почему же «майское дерево» стоит у пожарной команды? Наверное, там и работает девушка, по которой сгорают от любви два деревенских парня.
После городского грохота – оглушительная, ненормальная тишина, в которой церковные часы день и ночь отбивают четверти и половины часа. Четырехэтажная гостиница
так же патриархальна, как и привычный жизненный уклад. Так жили деды и прадеды: пасли и доили, сеяли, сажали, собирали, торговали, молились. После 23.00 просят не ходить в туалет, чтобы шум спускаемой воды не будил хозяев и постояльцев.
Кормят на убой. В плетеной корзинке – превосходно сваренные горячие яйца, аккуратно завернутые в салфетки. Несколько сортов сыра и колбасы, паштеты, варенье, мед, фрукты, и молоко со своей фермы. Хватает до вечера, а вечером – новая кулинарная атака: обязательный суп, мясо – от гуляша до толстенного венского шницеля – салаты, десерт. В пику немцам здесь другая триада: шнапс-шницель-штрудль. А начинают с пива или глинтвейна, благоухающего корицей – лучшего средства от простуды, а также неврозов и хандры. По идее, после такого позднего ужина должны сниться кошмары, но пиво и глинтвейн их разгоняют.
Телефона в номере нет, но есть телевизор. Как и в соседней Швейцарии, главная новость – погода. Эти новости важнее политики, потому что погода меняется несколько раз в день, посрамляя синоптиков. В первую очередь это касается недельных и двухнедельных прогнозов в Интернете, которые в корне разошлись с действительностью: обещали сплошные ливни, но погода над нами смилостивилась.
Большой балкон выходит в сторону гор, которые с утра едва видно в тумане. Под балконом, на расстоянии вытянутой руки, растут ели, а на лесном склоне видна одинокая ротонда.
Птицы разного размера и окраски могут окончательно свести с ума тех, кто еще не ошалел от небывало чистого горного воздуха. Такого же чистого, как здешняя вода, которую спокойно можно пить из-под крана.
О ПРЕЛЕСТИ ЖИЗНИ В АВСТРИЙСКОЙ ДЕРЕВНЕ
Среди окружающих гор и лесов,
в покое и бесконечности,
только усердье церковных часов
напоминает о Вечности,
сидящей в палате мер и весов,
не видя ни нашей беспечности,
ни суеты, ни мелочных склок,
когда что ни год, то – вырванный клок
ее космической млечности.
Здесь исчезает городская дребедень,
толстеют коты, и дурманит сирень.
По утрам – молоко, а вечером – пиво
делают каждого абсолютно счастливым.
Хоть этот каждый выпить не дурак,
в деревне нет в помине пьяных драк.
Какие драки? Надо раньше лечь,
и на ночь дров подбросить в печь.
Вокруг стоит такая тишь,
что ночью, как младенец, спишь,
и ничего тебе не снится.
А утром, сводным хором, птицы
затянут песни на концерте,
и больше мыслей нет о смерти.
Звон колокольцев, и не боле,
а после тишина опять.
Тут надышаться вволю волей
так хорошо хоть дней на пять.
Все оживает с первых петухов,
Потом – коровы, кофе и булочки.
В кромешную мглу из-под пуховиков
выползают на мокрые улочки
мужчины и женщины млечного цвета,
которым веками проложенный путь
от рассвета до рассвета, от лета до лета,
Никогда не дает отдохнуть.
А всем, кто устал от полей и от леса,
Наградою станет воскресная месса.
С понедельника – до воскресенья,
Под оком Господним, Господнею сенью,
Все налажено и просто,
От колыбели - до погоста.
3. Здравствуй, Моцарт!
Зальцбург, как и Париж, разделен рекой. И, как в Париже, берега разделяют людей не только топографически, но и социально. С другой стороны, есть нечто объединяющее всех жителей – Моцарт.
Мы – в городе Моцарта, но первым возник поросший лесом холм, где когда-то жил не менее знаменитый человек – Стефан Цвейг. До виллы Цвейга рядом с аббатством капуцинов на вершине Капуцинерберг
мы не добрались, но компенсацией может стать его собственное описание из мемуаров «Вчерашний мир»:
«Во время войны я купил себе в Зальцбурге дом (…) Зальцбург из всех австрийских маленьких городов казался мне наиболее подходящим не только благодаря своей живописности, но и географическому положению, потому что, находясь на краю Австрии, в двух с половиной часах по железной дороге от Мюнхена, в пяти часах от Вены, в десяти часах от Цюриха или Венеции и в двадцати от Парижа, он был отправным пунктом в Европу. Разумеется, в ту пору он еще не превратился в знаменитый своими фестивалями (и летом принимающий снобистский вид) город встреч «видных деятелей» (иначе я не избрал бы его местом для работы), а был старинным, сонным, романтическим городком на последнем склоне Альп, откуда горы и возвышенности постепенно переходят в Немецкую равнину.
Небольшой лесистый холм, на котором я жил, был как бы последней затухающей волной этой гигантской горной гряды; путь наверх, недоступный для машин, был крестным путем в сотню ступеней трехсотлетней давности, но этот тяжкий труд вознаграждался сказочным видом с террасы на крыши и шпили многобашенного города. Вдали панорама простиралась до прославленной цепи Альп (включая Соляную гору под Берхтесгаденом, где вскоре как раз напротив меня изволил поселиться никому не известный человек по имени Адольф Гитлер).
Дом оказался столь же романтичным, сколь и непрактичным. В семнадцатом столетии маленький охотничий замок архиепископа, примыкавший к мощной крепостной стене, он в конце восемнадцатого был расширен: к нему с обеих сторон пристроили по комнате (…) То, что этот маленький замок — благодаря вытянутому фасаду он производил помпезное впечатление, имея, однако, не более девяти помещений, потому что не шел в глубину, — был старинным курьезом, очень восхищало позднее наших гостей».
Такое ощущение, что в старой части Зальцбург не очень изменился со времен Моцарта: вот – дом, где он родился, по торговой улице Гетрайдегассе, № 9, тщательно восстановленный после бомбежки 1944 года,
вот – Кафедральный собор, где его крестили, и где он впервые играл на органе,
а вот и сам Моцарт,
задумчиво глядящий на главную городскую кофейню, где подают фантастический «Захер-торт»: на каждом куске, тающем во рту, стоит треугольная шоколадная печать, свидетельствующая об оригинальной продукции. Когда-то здесь сиживал и Цвейг, глядя на Моцарта и даже не догадываясь, что его собственная кончина будет не менее трагичной.
И, конечно, все вокруг названо именем Моцарта – от площади, улиц, магазинов и кафе до знаменитых конфет, чьи изготовители, как и авторы «Захер-торта», изо всех сил борются с подделками.
Тут же можно увидеть и самый маленький дом в Европе, который так мал, что его не сразу обнаружишь.
Резиденцплац божественно стройна, а на фонтане – потомки атлантов, которые за неимением земли и неба держат на плечах огромную чашу.
Сады Мирабель выглядят особенно красочно на фоне нависшей над городом крепости,
и мало чем уступают Люксембургскому саду по обилию и комбинации цветов, и прелести парковой скульптуры.
Ландшафтные архитекторы поработали здесь на славу, создав из зелени арки, перголы и даже кулисы для музыкального Летнего театра. Эти кулисы так густы, что, говорят, некоторым актерам было не до спектаклей – они были заняты любовью.
Любовь торжествует и во Дворце Мирабель, где в память его владельца, архиепископа Вольфа Дитриха фон Райтенау, настругавшего 15 (пятнадцать!) детей, парадная мраморная лестница украшена пятнадцатью ангелочками. Именно тут и делаются свадебные фотографии бесчисленных женихов, которые на руках тащат своих невест в ЗАГС на третьем этаже, где сидит бургомистр, а невесты по традиции должны коснуться по дороге всех ангелочков, чтобы их потомство было не менее многочисленным, чем у шалуна-архиепископа.
В данном случае в роли жениха выступил я сам, подняв на руки нашего гида под возмущенные крики женщин: «Да как же это он при жене такое делает!» А жена была занята тем, что беспрерывно нажимала на кнопку фотоаппарата.
Среди женихов, которые прошли по этим ступеням, был оберштурмбанфюрер Герман Фегеляйн, ставший шурином Гитлера после женитьбы на сестре Евы Браун 3 июня 1944 года. Тот самый Фегеляйн, которого повесили по приказу Гитлера за попытку бегства из бункера за 48 часов до того, как фюрер пустил себе пулю в лоб.
В фонтан у дворца туристы бросают монеты, которые власти аккуратно вылавливают и собирают на благоустройство города (как и в римском фонтане Треви). Другой фонтан - Папагено собственной персоной,
который молчит, как и положено по сюжету оперы, а вокруг снуют не пойманные им птицы.
Гномы в саду могут сойти за пародию на Диснея,
скорее напоминая персонажей из страшилок братьев Гримм.
Извозчики добавляют необходимый шарм к общей атмосфере этого чудесного городка, который выглядит как «фонтан-тюльпан»: полно и того, и другого. Щедрые садовницы даже дали нам в подарок большие желтые тюльпаны.
В городе Моцарта музыка буквально бьет из каждого фонтана, и не случайно именно в Зальцбурге и его окрестностях снимали голливудский шмальц «Звуки музыки». С годами как-то позабылось, что по ходу фильма эта музыка звучала за считанные месяцы до «аншлюса», когда Гитлер уже был властителем умов подавляющего большинства австрийцев.
В Зальцбурге все еще есть Юденгассе, Еврейская улица, хотя евреи здесь больше не живут. С ней связана история человека, имеющего самое непосредственное отношение к Израилю. Доктор юриспруденции Теодор Герцль стажировался здесь некоторое время, что было увековечено табличкой с его цитатой «В Зальцбурге я провел несколько самых счастливых часов в моей жизни». Когда же местный журналист поинтересовался источником цитаты, оказалось, что у нее есть вторая половина: «Я с удовольствием остался бы в этом городе, но, будучи евреем, я и мечтать не могу о том, что мне удастся получить должность судьи». После публикации в газете табличку быстро сняли. Но, если подумать, оно и к лучшему, что Герцль не стал судьей – тогда у него вряд ли возникло бы желание заниматься будущим еврейского народа, а у еврейского народа могло не быть будущего.
4. Потешные фонтаны
Шалуном был не только архиепископ Зальцбурга, но и его коллега с древнеримским именем Маркус Ситтикус, который в начале XVII века повелел построить ему к югу от города летний увеселительный дворец Хельбрунн. В этом дворце есть все, что требуется по рангу князя-правителя, включая декоративный старый парк, чья планировка была скопирована с Версаля.
Но сюда едут не ради парка, а ради сюрпризов, хитро устроенных в пещерах, гротах, ступеньках и даже в оленьих рогах. Отовсюду по мановению руки бьет вода, окатывая с ног до головы ничего не подозревающих людей. Раньше это была рука архиепископа Маркуса, теперь – служителя паркового комплекса, который терпеливо ждет, чтобы в очередную ловушку попало побольше народу, и только тогда незаметно нажимает кнопку хитроумной системы водоснабжения. Ты уже и не знаешь, куда можно подойти, а куда нельзя, потому что из любого места в любую минуту в толпу может хлынуть вода. Маркус Ситтикус знал толк в развлечениях. Его коронным номером был обед на восемь персон: когда гости усаживались за специальным столом
и принимались за первые яства, из потайных мест вырывались водяные струи, обливая визжащих гостей под хохот хозяина. Сегодня тоже визжат, и по этому визгу можно проследить маршрут очередной туристической группы, которая платит за вход, чтобы вымокнуть до нитки. Причем в нашем случае все это происходило в дождь: мало было воды с неба, так еще она била сбоку, из-под ног, а то и прямо в лицо. Думаю, воды для таких шуток здесь хватит еще на много лет.
Но подлинным украшением этих водных аттракционов остается то, что можно назвать живой картиной былых веков:
на сцене движутся куклы, изображающие жителей небольшого австрийского городка, от гончара до бургомистра, занятых своими повседневными делами. Они одеты в костюмы своего времени, и так же точно воспроизведены все бытовые детали. Эта деревянная «машина времени» приводится в действие водой и сложнейшим механизмом, который работает уже четыреста лет. А ведь это не мельничный жернов, а множество людей, передвигающихся на разных уровнях.
После столпотворения промокших туристов нет ничего лучше, чем пройтись по парку с прудами, где плавают неприлично жирные сомы, которых, натурально, никто не ловит, и совершенно ручные белые лебеди, привыкшие попрошайничать. Кажется, они тут – единственные, кому были бы нипочём шутки архиепископа Маркуса Ситтикуса.
Услышав сожаления одной туристки, которую, по ее словам, «замочили фонтаны», я живо представил, как замечательно звучит начало, к примеру, такого рецепта:
«Замочите курицу в белом вине…»
5. Олимпийские древности
С утра мы успели полюбоваться нарядом хозяйки гостиницы, фрау Андреа, по случаю тирольского религиозного праздника.
Бантик на поясе сдвигается в зависимости от семейного положения: у замужних женщин – справа, у незамужних – слева. Кстати, в магазине национальные костюмы ручной работы стоят немалых денег. Надо отдать должное австрийцам, которые носят их с гордостью и даже с каким-то шиком, так что мужчины в бриджах и суконных пиджаках без ворота, и женщины в сарафанах и белых чулках выглядят вовсе не опереточно, а вполне естественно среди моря джинсов и курток.
Разумеется, знаменитые тирольские шляпы с перышками продаются на каждом углу, но есть головные уборы и покруче, идеально подходящие для Пурима.
Что мы знали об Инсбруке? Что там были зимние Олимпийские игры. И даже дважды. Он оказался таким же маленьким городком, как и Зальцбург, давая наилучшее представление об одноэтажной Австрии. Снова тот же эффект простой и разумной топографии, делающей прогулку по городу неизъяснимым удовольствием. Чем больше мы видели таких городков, тем больше крепло это впечатление и очарование. Весь альпийский город лежит в долине, окруженный горами, напоминая виденный тридцать лет назад Каракас или сувенирные замки, если поставить их на ладонь. Да и весь пейзаж гор в тумане напоминает туристические открытки. Горы без географического происхождения, без национальной принадлежности, без истории. Просто горы.
Дорога в старый город ведет через Королевский парк с белками, где вельможи когда-то катались верхом. Теперь остались только извозчики, которые, как таксисты, стоят в очереди у выхода из парка в ожидании клиентов.
Другая остановка – в Хофкирхе, где император Максимилиан Первый еще при жизни повелел похоронить себя в мраморном саркофаге в окружении верных рыцарей и сам разработал проект гробницы. В отличие от китайских императоров или египетских фараонов, любивших устраивать костер из подчиненных, Максимилиан их увековечил. Первое, что бросается в глаза – не императорская усыпальница, а двадцать восемь черных бронзовых статуй в натуральную величину, придающих ей особое величие.
Тем, кто будет в Инсбруке дольше нас, определенно стоит посетить средневековый замок
Амбрас,
где, судя по проспекту, в портретной галерее Габсбургов есть целый «испанский зал», а также отдельные работы Веласкеса, Рембранта и Кранаха.
Весь старый город Инсбрука – одна улица, упирающаяся в его визитную карточку – «золотую крышу».
Однако эта крыша накрывает не дом, а двухэтажный балкон, и, по одной версии, была облицована сусальным золотом эрцгерцогом-транжирой Фридрихом IV по прозвищу «Фридл – пустой карман». Скорее всего, автором этой версии был сам эрцгерцог, приготовивший такой царский подарок для императора Максимилиана. Но, поскольку не все золото, что блестит, истина состоит в том, что «золотая крыша» покрыта 2657 позолоченными медными пластинками, создающими необходимый эффект. По случаю праздника на балконе сидели музыканты в малиновых беретах, игравшие бравурные марши к вящему удовольствию почтеннейшей публики.
В таком месте так и хочется изъясняться словесными реверансами, нащупывая несуществующий бархатный берет с пером. Вокруг – царство барокко и настоящий музей любимых эркеров.
Другая коллекция – эмблем и вывесок, включая позаимствованных у нас разведчиков Моисея с виноградной лозой.
А поскольку в этом доме, судя по табличкам, нет Моисеев, не торгуют виноградом и вряд ли располагается израильский разведцентр, это сразу напомнило еврейского народного героя Гершеле Острополера, пришедшего в лавку, над которой висели часы. «Здесь делают обрезание? – спросил он. – Здесь – ответил хозяин. – А почему у вас на вывеске часы? – А что бы вы хотели, чтобы мы повесили?»
Пик патриотизма – красно-белые ставни цвета национального флага.
Табличка на доме, где останавливался зальцбургский капельмейстер Леопольд Моцарт с малолетним сыном, давшим концерт в городе.
Старый трамвай имперского периода (?) успешно конкурирует с извозчиками.
Триумфальная арка Габсбургов на фоне олимпийского трамплина напоминает о мощной детородной силе императрицы Марии-Терезии, родившей шестнадцать детей и опередившей даже архиепископа Зальцбурга.
Орган в Госпитальной церкви разливает в воздухе благостность и умиротворение. Даже погода принимает участие в общем празднике, назло и вопреки всем прогнозам.
Афиша сообщала о выставке «Тироль поздравляет кайзера Франца-Иосифа с 50-летним юбилеем правления», где можно было посмотреть на подарки, которыми благодарные тирольцы выразили свои верноподданнические чувства к любимому императору. Все это напомнило давно не существующие музеи народных подарков Муссолини и Сталину.
Мы не обратили бы особого внимания на колонну Св. Анны, матери Девы Марии и покровительницы города, если бы не узнали, что раньше на ее месте стоял позорный столб, к которому на целые сутки привязывали местных хулиганов. Все же есть, чему поучиться у правосудия прошлых веков.
6. Ясно, как кристалл
Подземный музей горных кристаллов Даниэля Сваровски под Инсбруком
призван доказать, что лучшими друзьями женщины могут стать не только бриллианты. Три поколения семьи Сваровски
стали пионерами превращения горного хрусталя в драгоценности и украшения, внешне не отличимые от бриллиантов. Во всяком случае, блеск тот же. Например, на коне махараджи.
Музей сделан для семейного развлечения, которому служат разнообразные инсталляции в сопровождении блеска и сверкания хрусталя во всех видах и формах. Пожалуй, самое сильное впечатление – внутри гигантского кристалла среди тысяч отражений, напоминающих разбитое зеркало Снежной Королевы, и в каждой грани отражаются все, кто вошли в темный зал.
В то же время, на фоне мастерской выдумки и великолепных штучных образцов драгоценностей, в большом демонстрационном зале полно ширпотреба, за который дерут неприлично большие деньги. Душно и скучно. Вокруг бродят такие же осоловелые люди, которым надо что-то купить.
Если бы меня спросили, куда я больше хочу – в музей Сваровски или во дворец Амбрас, мой ответ был бы таким же ясным, как самый большой кристалл у входа в музей.
7. Бедный лебедь
Мы уже столько раз пересекали границу Австрии и Германии, что теряешь представление о том, в какой из стран находишься в данную минуту. Тем более, что в каждой все чрезвычайно чисто и упорядоченно, культура вождения на высочайшем уровне, а водители и пешеходы дисциплинированны и взаимно вежливы.
Коровы самостоятельно переселились на летние квартиры и бродят по альпийским лугам, позвякивая индивидуальными колокольчиками, так что пастух вполне может пользоваться пультом дистанционного управления. Кстати, пастуха мы так ни разу и не видели. Зато видели молочные бидоны, которые фермеры выставляют у дома, а то и на перекрестке, и работники молокозавода аккуратно наполняют их молоком по договоренности с клиентом. В других странах дело ограничивается бутылкой молока у двери, здесь – целый бидон.
На полях – небольшие сторожки, где хранят сено, а то и запаивают его в пленку, превращая в эдакие бочонки, которые складывают рядом с домом. В лесу сразу видны частные участки земли, огороженные штакетником. Интересно, ограничивается ли дело землей, или можно купить себе небольшое озеро? Помнится, в Америке изобретатель ТВ Владимир Зворыкин так и сделал.
Сразу за перевалом от первого вида замка Нойшванштайн перехватывает дыхание. Он стоит на крутой скале над озером Альпзее и всеми своими башнями уносится прямо в небо. Не замок, а космический корабль на старте.
Дисней был не дурак, сделав его своим символом, но перед нами – не мультфильм, а настоящий рыцарский замок в горах, построенный «Безумным королем» Людвигом II Баварским.
Если даже о строителях пирамид известно, какой техникой и материалами пользовались наши предки, то здесь с самого начала было точно записано, сколько тонн песка, кирпича, цемента и мрамора ушло на строительство замка. Все стройматериалы привезли сюда на подводах по горным тропам, чтобы сказку сделать былью. И ведь сделали!
Наверх надо ехать на автобусе, а потом – пешком под гору. И, соответственно, назад – в гору, а потом снова автобусом – вниз. Хотя проще было бы сделать фуникулер, и не было бы мучений для старых и больных людей, которые тоже хотят увидеть эту красоту. Но все тяготы пути окупаются сногсшибательными видами, в том числе с висячего моста Марии, названного в память матери короля Людвига.
Внизу открываются два великолепных озера.
В одном из них, Штарнбергерзее, утонул бедный король, а другое, Шванзее (Лебединое озеро), побудило любившего отдыхать в этих краях Чайковского написать одноименный балет. Между прочим, там до сих пор плавают лебеди.
Вход в замок организован с классической немецкой четкостью и пунктуальностью: на электрическом табло – номера групп, каждая из которых может пройти через турникет только в строго отведенное ей время, и ни минутой раньше или позже.
Лебеди были страстью короля, набившего свой замок их изображением – в золоте, бронзе, фарфоре и даже на портьерах, и в каком-то смысле сумевшего воплотить в камне музыку своего друга Вагнера. Здесь бродит по залам дух Лоэнгрина, вселившийся в короля Людвига, как Диббук. Во всяком случае, при виде издали вагнеровская музыка гремит в каждой замковой башне, отдавая немецкой сентиментальностью, способной быстро перейти в кровожадность.
У этого замка тот же эффект, что описал Цвейг: мощнейший вид снаружи, и ощущение тесного, полутемного склепа внутри. Как будто расчетливое правительство Баварии умышленно экономит электричество под предлогом того, что король избегал света. Но что же делать бедным туристам, которым это подземелье напрочь испортило впечатление от внешне великолепного замка? Освещение настолько ничтожно, что трудно оценить детали убранства, разглядеть люстру в тронном зале, дубовые панели в столовой, резьбу в опочивальне и картины в рабочем кабинете. Хотя этот замок не разграблен, как Версаль, все, что здесь хранится, пахнет пылью. Судя по фотографиям в путеводителе, их делали при полном освещении да еще с юпитерами – нам же осталась фраза аудио-гида: «Представьте себе, как выглядел бы парадный зал, если бы зажгли все шестьсот свечей…» Так вы их зажгите!
И еще одна цитата аудио-гида: «Слева на стене – Георгий-Победоносец в натуральную величину».
Что касается натуральной величины самого Людвига, она составляла 1м 90 см, но его ложе кажется короче, как будто над королем поработал Прокруст.
Король Людвиг был архитектором-любителем, но за отсутствием своих идей копировал другие. Он был одержим строительством замков, ставших источником огромного дохода для правительства Баварии на зависть другим землям Германии. А в свое время бедного короля изолировали и третировали до тех пор, пока он не стал параноиком, что было признано специальной медкомиссией. Как парадоксально, что баварское правительство объявило сумасшедшим того самого человека, который только и думал, как бы его обогатить. И ведь обогатил, потому что уже через три дня после гибели короля сюда потянулся поток посетителей. Умножьте 12 евро (девять – за билет и три – за автобус) на десятки миллионов людей, и вы согласитесь, что к гербу Баварии надо добавить профиль красавца-короля.
В своих мемуарах Бисмарк нарисовал портрет «натуры живой и даровитой», отметив, что уже с юности окружающие наводили на короля тоску, «и с помощью шампанского он хотел придать иное направление своим мыслям». С годами король перешел на коньяк. За последние сто лет о Людвиге написали много книг, упирая на его гомосексуализм и пытаясь увековечить «сказочность» одинокого короля. Но, разумеется, лучшим памятником королю Людвигу, который увековечил сам себя, стали его замки, и самый прекрасный из них – Нойшванштайн, лебединая песня Лебединого короля.
8. Победа художественной самодеятельности
Из лебединой сказки мы приехали в сказку совсем другого рода, которую жители баварской деревушки Обераммергау ставят местными силами 376 лет подряд с перерывом на войны, выполняя обет, данный во время эпидемии чумы. Это знаменитый спектакль «О страданиях и смерти Господа нашего» или «Страсти Христовы» – инсценировка Евангелия с музыкой и хорами. Билеты надо заказывать чуть ли не за полгода, поэтому никаких шансов у нас не было, да и времени тоже, т.к. спектакль на открытом воздухе идет пять часов с двухчасовым перерывом. Поначалу его играли на кладбище, потом – на лугу, и, наконец, построили зал на 5000 зрителей, где все равно не хватает мест для всех желающих.
Стоило нам выйти из автобуса, как из боковых улочек, будто по сигналу, хлынули разноязычные и разноликие многотысячные толпы туристов с пледами, одеялами и даже подушками, которые торопились на премьеру нынешнего сезона. «Страсти» ставят один раз в десять лет, и за сезон дают несколько десятков спектаклей. Так что тем, кто не был здесь в 2000 году и не успел сейчас, придется подождать до 2020 года. Одним из счастливцев был переводчик Георгий Бен, побывавший здесь в 1980 году и оставивший интересные наблюдения в израильском журнале «22», немало пополнив описание, вычитанное когда-то у Фейхтвангера в романе «Успех».
Кроме Фейхтвангера, в разное время среди зрителей «Страстей» были Ференц Лист и Рихард Вагнер, Ф. И. Тютчев и А.К. Толстой, Томас Манн и Рабиндранат Тагор, Генри Форд и Дэвид Ллойд-Джордж. Побывал здесь и король Людвиг, настолько потрясенный спектаклем, что дал прием в честь актеров в одном из своих замков и наградил каждого ценным подарком.
Главная мысль Бена состояла в том, что здешние любители играют не хуже профессионалов, а евреи могут не волноваться: в современной версии спектакля нет никакого антисемитизма.
Зная, что в «Страстях» имеют право играть только местные жители и почти каждый из них в то или иное время принимал участие в спектакле, я всматривался во владельцев кафе и магазинов, продавцов и полицейских, пытаясь угадать, какая роль им досталась. Может быть, я смотрю на Иуду, или на Пилата, а то и на Иисуса? Но лучше взглянуть на фотографии исполнителей ролей Иисуса, Иуды и Марии-Магдалины за последние сто лет.
Очень жаль, что такая перспективная идея, как постановка «Страстей», не пришла в голову ни одному нашему министру туризма: представляю, как выглядела бы еврейская массовка с необходимыми светозвуковыми эффектами прямо на месте действия, при том, что в оригинале все персонажи – евреи, за исключением Понтия Пилата и римских стражников. Тогда и в Израиль, наконец, могли бы хлынуть толпы паломников со всего света. Чистый бизнес и никакого кощунства.
Естественно, что раз в десять лет «Страсти» приносят деревне большие деньги, но Обераммергау славится не только своей самодеятельностью, а также еще двумя вещами: настенными фресками на фасадах домов и резьбой по дереву.
Первые росписи выполняли функцию ликбеза: по библейским сценам неграмотные крестьяне знакомились с Библией, а с начала прошлого столетия дети «по стене» узнавали сюжет «Красной шапочки» и других сказок, которые расширили традиционный набор сакральных тем.
Реставраторы поддерживают сохранность фресок в должном виде, и это продолжается уже добрую сотню лет. Но самое замечательное, что в этих домах живут люди, уже неотделимые от библейских сюжетов и персонажей.
А на память о здешних резчиках по дереву у нас осталась ужасно смешная коричневая сова, напоминающая по форме «кубик Рубика».
9. В озерном краю
Верхняя Австрия – озерный и олений край.
Дорожный знак «Осторожно, олени!» При обилии рогов на домах местных жителей-охотников слово «рогоносец», должно быть, изменило свой привычный смысл, хотя до сих пор рога висят не только на фасаде, но и в спальне прямо над изголовьем. Никакого браконьерства: хочешь охотиться – получи лицензию. Хочешь порыбачить – то же самое. Но это еще не все: представь инспектору то, что ты убил или выловил. Все будет измерено и взвешено для уплаты соответствующей пошлины.
По ходу движения меняется архитектура: дома более вытянутой формы,
меньше дерева и черепицы, больше камня.
Городок Санкт-Гильген на озере Вольфгангзее.
Здесь родилась мать Моцарта, которая дала имя своему сыну в память покровителя города, Св. Вольфганга. А это – сам покровитель
с тем самым топором, который он по преданию закинул, чтобы основать город там, куда упадет топор. И надо сказать, топор упал в самое замечательное место, потому что городок и 11-километровое озеро прекрасно дополняют друг друга.
Такие очаровательные, кукольные городки просто и удобно спланированы с использованием характера местности и природных возможностей: узкие улочки выныривают, горбятся, идут под гору, сливаются, подчеркивая особенности старинных домов, а уж внутренние дворики с калитками железного плетения и аркадами – это отдельный маршрут для любителей.
Как правило, на главной торговой улице можно найти все, что надо, а нам еще заодно удалось отведать разные напитки, что особенно хорошо в холодную и дождливую погоду. Дегустация была в двух местах: в винной лавке мы выпили вкусной и крепкой вишневки, а потом перешли в магазин, где в отдельных отсеках стояла добрая дюжина здоровенных бутылей с резиновыми шлангами и краниками, и стопка пластмассовых стаканчиков по 50 гр. Там мы попробовали ликер «Любовный напиток», как значится на этикетке. Настоящий гимн Доницетти крепостью в 20%.
Продавцы крайне вежливы и приветливы. В отличии от Испании, в Австрии можно спокойно объясниться по-английски, не говоря о том, что на каждом углу – стенды с картами, краеведческими брошюрами, справочниками и проспектами, где есть перевод на английский .
В эти дни в городе проходил фестиваль блюзов под соответствующим названием «Shake the Lake».
Следующий пункт – дорогой курорт Бад-Ишль, славный тем, что именно здесь Франц-Иосиф познакомился со своей будущей женой Елизаветой Австрийской по прозвищу «Сиси» (ударение на втором слоге). Кафе, магазины, отель, названия улиц – все хранит память о бедной императрице, которую итальянский анархист заколол сапожным шилом. А в центре города высится памятник, где в медальоне остались чеканные профили императорской четы.
Как и во многих австрийских малых и средних городах, здесь время тоже остановилось в начале XX века. В витрине антикварного магазина – обрамленные фотографии той же Сиси и Франца-Иосифа, которые у кого-то стоят на камине или на комоде, вызывая тоску по монархии и доброму, старому времени, когда у народа был «отец», и все было устойчиво, просто и понятно: Австрия превыше всего. Желающим разобраться в австрийской душе я от души рекомендую «Марш Радецкого» Йозефа Рота.
На набережной стоит вилла эрцгерцога оперетты Франца Легара (королем все же остался Имре Кальман),
который сумел спасти от концлагеря жену-еврейку, а после ее смерти вернулся в Бад-Ишль. Он завещал городу свою виллу при условии, что ее превратят в музей. Превратили.
В городском парке оказался памятник Вольтеру,
который был бы доволен, узнав, что у него за спиной – казино. Сто лет назад туда допускались только сановные особы, сегодня же каждый имеет полное право проиграть все, что у него есть.
На заказ и ожидание пирожных в «Королевской кофейне» у нас не было времени – взяли бутерброды, и заодно посмотрели на работу девочки-официантки, которая с бешеной скоростью складывает бутерброды в подобие бонбоньерки, перевязывает ее красивой ленточкой, делает бантик и дает на вынос.
Третий за день городок Халльштадт, доказывающий торжество индивидуального стиля над типовой застройкой, стоит на одноименном озере. Хотя, что значит «стоит»? Висит на горе. Отсюда началась Австрия во всей ее красе и культурном наследии.
Поскольку расширяться некуда, жители надстраивают второй, а то и третий уровень, заползая в гору все и выше по скрытым от глаз асфальтированным дорожкам. Деревянные дома ремонтируют, реставрируют, сохраняя на сотни лет. Так возник этот живой музей архитектуры XVI века. А издали кажется, что перед нами – гигантское панно наскальной живописи, что гора залеплена месивом из стен и крыш, которые Создатель набрал в пригоршню и бросил наугад.
Нижние дома стоят прямо у воды. И дерево распласталось по стене,
прилепившись к ней точно так же, как весь этот фантастический городок – к лесному озеру. Да и вообще, это – край лесных озер. Не равнинных, где остается место для горизонта, а именно лесных, где высоченный лес окружает воду со всех сторон.
И среди всего этого великолепия вдалеке появилась белая точка. Лебедь. Медленный и выгнутый, он вдруг рванулся, забил крыльями по воде и начал разгоняться, как самолет на взлетной дорожке, а потом взлетел и помчался в дальний конец озера, где ему навстречу рванулись еще три лебедя. И шум их крыльев был единственным звуком в тишине недвижимой воды.
Туристы из всех стран мира ходят с блаженно улыбающимися лицами и вытаращенными от восторга глазами (наверно, мы тоже так выглядим), и на всех языках повторяют одни и те же слова: «Ах, какая красота!» Они призваны передать состояние человека в седьмой день творенья, когда он открыл глаза и оглянулся по сторонам. Неверно, что хорошо там, где нас нет. Хорошо там, где мы есть. Это озеро выглядит не менее лебединым, чем то, «чайковское». Оно затягивает, как омут. Хочется прожить здесь не час, а хотя бы неделю, чтобы очнуться от ежедневной гонки с препятствиями и от злобы дня. Что за люди живут в этих домах, если они целыми днями видят только озеро, ставшее продолжением их жизни и гарантией их пропитания?
Когда-то видел по ТВ дом Плисецкой и Щедрина прямо у озера – кажется, в Литве. Они понимают толк в жизни.
К объектам нашей зависти можно отнести образцовую чистоту не только у озер, но и в лесу. В Австрии надо премировать того, кто найдет мусор в местах общественного пользования. Вся иллюзия диких и непроходимых лесов разбивается об асфальтовые дорожки, столы и скамейки, питьевые фонтанчики, и мусорные урны в тех местах, где вроде бы не ступала нога человека. А наше единственное озеро Кинерет давно превращено в настоящую свалку и просто заросло мусором, который лежит на берегу и плавает в воде. И это при том, что его название (Тивериадское озеро или Галилейское море) заучивается и повторяется сотнями миллионов людей, верящих, что именно по нему Иисус ходил «аки посуху», а для нас оно всего лишь – главный водоем и источник ежедневного беспокойства: не обмелеет ли окончательно? Зато австрийцам бояться нечего: их озера, реки, водопады, ледники могли бы обеспечить водой весь Ближний Восток без убытка для Австрии.
Именно в Хаальштадте мы впервые увидели странное зрелище: людей с лыжными палками, но без лыж. Они шли по улице, помогая себе палками, и весело болтали. Как выяснилось, это – складные альпенштоки, очень популярные для прогулок по горам и лесам. Теперь, наконец, понятно, что такое «елки-палки».
10. Бессмертные на время
По счастливой случайности, мы застали сугубо местный религиозный праздник покровителя деревни Св. Иоанна, с парадом в его честь. Мужчины (с топорами и ружьями) и мальчики (с детскими ружьями) сдвоенной колонной промаршировали к церкви, перестроились, выполнили команды «смирно-вольно», и пошли на праздничную службу. Торжественность и благолепие парили в воздухе вместе со знаменами и белыми передниками, которые на ветру тоже развевались, как знамена.
Мы должны были поехать в Берхтесгаден – летнюю резиденцию Гитлера «Орлиное гнездо», которую все видели в документальных фильмах, особенно – огромную террасу, где Гитлер гулял с собакой, щекотал Еву Браун и болтал с партайгеноссе. После бомбежки союзной авиации эта терраса, где теперь расположилась гостиница с рестораном, осталась единственным, что уцелело от любимого дома фюрера, из которого он одновременно видел и Австрию, и Германию.
Но «Орлиное гнездо» оказалось под вопросом, потому что неожиданно выпавший снег закрыл перевал, и мы поехали на Кенигзее, Королевское озеро, вполне оправдывающее свое название. Восемь километров в длину, двести метров в глубину.
Дурная погода, туман и снежные шапки на вершинах гор только подчеркивали изумрудность воды, по которой неслышно шел экскурсионный катер. Скалистый утес сменился бухтой, за ней появился водопад, потом – снова утес, за ним гора, которую в народе прозвали «спящей ведьмой». Форма горных хребтов действительно напоминает что-то похожее на человеческое тело, но почему ведьму?
Даже в самое жаркое время года здесь не рекомендуется купаться, потому что вода из подземных родников просто ледяная.
Гора, на которой когда-то находилось «Орлиное гнездо», была частично видна, но стало ясно, что в этот раз мы туда не доберемся.
Катер подошел к отвесной горной стене и остановился. Гробовая тишина. В давние времена проводник стрелял, чтобы показать, какое здесь эхо. В наше время все сделано гораздо элегантнее: веселый молодой австриец вынул горн, точнее флюгельгорн, открыл дверь, сдвинул навес и протрубил несколько тактов, которые эхо тут же разнесло по всей округе и утопило в озере.
Трубач повторил этот номер несколько раз, после чего сказал: «Дайте, сколько не жалко», и пошел собирать деньги с пассажиров, уже уплативших за проезд. За что он собирал мзду? Ну, как же, музыка была? Была. Эхо слышали? Слышали. Удовольствие имели? Имели. Так платите. Причем, монеты ему клали не в коробку и даже не в тирольскую шляпу, а буквально в протянутую руку. Вот такая музыка. Думаю, за лето этот трубач зарабатывает на всю зиму.
Поскольку проводник-трубач обращался только к австрийской группе, приходилось следить за его рассказом по проспекту на русском языке, который у запасливых австрийцев есть точно так же, как и аудио-гид на русском языке в любом крупном туристическом месте. Не знаю, кто переводил этот текст на русский язык, но от него можно запросто свалиться с катера прямо в Кенигзее. Например, такое: «Горы Фалькен-Штайнер напоминают Нам о несчастье, которое произошло здесь в 1688 году. Лодка с поломщиком и его 71 поломщиками во время грозы опрокинулась и все потонули». В общем, все умерли. Мы так и не узнаем, то ли это был паромщик с паломниками, то ли паломник с паромщиками.
Катер причалил к прелестному острову Св.Бартоломея (Варфоломея)
с одноименной церковью и двумя ресторанами, где подавали жареную и копченую форель, а также давали ее с собой (вакуумная упаковка так надежна, что форель мы благополучно довезли и с удовольствием съели с друзьями на «австрийском ужине», где была в наличии и вся триада шнапс-шницель-штрудль).
Церковь с ее луковичными куполами проста, скромна, лаконична и замечательно вписывается в общий пейзаж.
Поскольку шел дождь, и было холодно, согреться можно было только в ресторане, где процесс подачи и поедания форели граничит со священнодействием. Ее подают на деревянной разделочной доске, на вощеной бумаге, с куском хлеба и масла. В отличие от воблы, которой колотили по столу, форель требует более нежного обращения. Не пачкая рук, орудуя только острым ножом и вилкой, отрезаешь голову и хвост, снимаешь тончайшую шкурку, которая сползает, как чулок с женской ноги, и широким продольным надрезом располовиниваешь форель, чтобы вынуть хребет. Доев ее до конца, заворачиваешь кости в бумагу, и приступаешь к пиву. Все это в тепле, под капающий снаружи дождь и бурчание официантов, строго следящих за тем, чтобы никто не приносил в заведение своей еды.
А дождь все шел и шел, такой же тихий, как озеро, лес и горы. Св. Бартоломей знал, где основать храм, ибо в таком месте между человеком и Богом нет ничего лишнего. Только молчание природы, «и вот, бессмертные на время, мы к лику сосен причтены…» Глядя на эти вековые сосны, понимаешь, до чего был прав Пастернак. Бессмертные на время.
Кроме ресторанов, на острове есть два обязательных киоска с сувенирами, где я и приобрел 50-страничный иллюстрированный буклет «Орлиное гнездо» и Адольф Гитлер», переведенный на несколько языков, включая русский. Но после «поломщиков» все же предпочел английский вариант. Это – интересный буклет с довольно редкими фотографиями, где Гитлер саркастически назван «другом детей и животных» (знакомо, не правда ли?), и где рассказывается, что социалист-фюрер был очень богатым человеком. Не только потому, что изданная многомиллионными тиражами «Майн кампф» стала настольной книгой каждого немца, но и потому, что он получал миллионы от почтового ведомства за право печатать его портрет на почтовых марках. И, конечно, впечатляет рассказ о том, как Мартин Борман скупил 10 кв. км (!) под застройку «Гнезда», в том числе у еврейских землевладельцев. Когда один из них, Симон Холцль, послал Борману письмо с отказом продать землю, он получил от него следующее уведомление: «Единственным ответом на ваше письмо от 10 февраля 1940 года может быть заключение в концлагерь Дахау».
На обратной дороге мы купили то, что продается только в этих местах – «Мурмелатье сабль», целебное средство от мышечных болей, сделанное из жира сурка. «Дня Сурка» здесь все еще нет, а сурков хватает, что и породило такой ходовой продукт, мимо которого не пройдет ни один турист старше пятидесяти лет.
11. Соль земли
Благодаря импровизации нашего гида, мы не пожалели, что не попали в «Орлиное гнездо», потому что компенсацией за это стало посещение соляных копей в районе того же Берхтесгадена. Иными словами, вместо того, чтобы подниматься в горы, мы спустились под землю, где температура (+12) была выше, чем на поверхности (+ 8). Это – тоже семейный аттракцион и сюда приезжают с детьми, но, в отличие от музея Сваровски, этот подземный мир просто завораживает, потому что путешествие по земным недрам не оставит равнодушным ни одного нормального человека.
Для начала всем выдают обязательные комбинезоны. Опытные гардеробщицы сразу прикидывают на глазок рост и вес человека, и вот – результат.
У спуска в подземелье красуется цитата из Матфея: «Вы – соль земли» (5:13). Феликс Кривин когда-то тонко заметил, до чего трудно быть изюминкой в бочке с изюмом. Еще труднее быть солью земли в Соляных копях.
Сначала длинный состав из вагонеток на шесть человек
помчал нас по штольням и тоннелям, в конце которых не было никакого света, зато со всех сторон были предупреждающие надписи: не поднимать голову, не высовывать руки-ноги. Так мы спустились на сто метров под землю, и надо было спуститься еще на семьдесят. Как? По деревянному желобу под углом градусов в сорок, напоминающему водяные горки.
Тут-то и пригодились комбинезоны, потому что мы спускались на чем? Правильно, на всем. Тройками, крепко обхватив друг друга, с бешеной скоростью. Следуя предупреждению не тормозить ногами, чтобы не остаться инвалидом.
Но самое грандиозное ожидало нас дальше: в центре огромной пещеры, посреди подземного соляного озера был деревянный помост со скамейками. Стоило нам сесть, как на потолке замерцали огоньки, на стенах засветились неоновые кристаллы, раздалась негромкая музыка, и помост оказался паромом. Мы поплыли. Куда? Что это? Где мы на самом деле? Полная иллюзия того, что мы переплываем Стикс, да и паромщик Харон стоит рядом – молоденький австриец с молоточками в петлицах и с голосом евнуха. Если
фуникулер на Капри
был вознесением души, здесь определенно – самое настоящее чистилище. Да еще грешные души чистят солью до полного блеска.
Кроме лекции об истории появления и разработки соляных копей (снова аудио-гид на русском языке), мы увидели инструменты, которыми пользовались горняки в позапрошлом столетии, включая бронзовый насос, проработавший бесперебойно 110 лет.
Все штольни и тоннели в идеальном состоянии: светло, чисто, работают кондиционеры.
В полу, под стеклом, шахта, уходящая вниз еще на 150 метров. Заглянешь туда – и словно увидишь вход в Геенну огненную. Не хватает только таблички «Добро пожаловать в ад!»
Перед отъездом наверх (уже на лифте) «паромщик» раздал всем по трубочке специально обогащенной соли, которая выглядит, как электрическая батарейка. Это и был тот самый «пуд соли», которого нам всегда так не хватает.
12. Снег в мае
Как и «Орлиное гнездо», отпал поход на ледник, но путь на водопады Криммль был открыт, несмотря на выпавший накануне снег. Серпантин над пропастью, все выше и выше, к перевалу Герлоспасс, и вот туман уже под нами, высота – 1.621 метр, а впереди… нет, этого просто не может быть. Ведь сейчас весна. Май. В Израиле 40 градусов жары, а тут… снег. Да что там снег, все белым-бело, как зимой, хоть заново отмечай Новый год среди этих елок.
Автобус останавливается, и, по щиколотку в снегу, мы бежим играть в снежки и лепить снежную бабу.
Подлинная мистификация. А если закрыть глаза и потом открыть? Настоящий снег. Белый и пушистый. Вот – он. И вот – я.
Стоит отметить, что даже на перевале и за ним торчат рекламные щиты циммеров, которыми буквально утыкана вся Австрия. Куда бы вы ни приехали, можно легко и быстро снять комнату с завтраком (или с ужином тоже) в семейном пансионе за сравнительно небольшие деньги. Во всяком случае, недельный отдых в Австрии обойдется гораздо дешевле, чем недельный отдых в Эйлате.
При спуске с перевала сразу меняется пейзаж и растительность. Снега больше нет, зеленеют альпийские луга (с коровами, обязательно с коровами), придорожные скалы закрыты металлической сеткой от камнепада, а мелкие водопады текут в бетонном русле, чтобы не затопить автотрассу.
Вот как раз к водопаду мы и приехали. Но не мелкому, а самому большому во всей Европе - Криммльскому. 380 метров высоты трехступенчатого потока и – сумасшедшая масса воды, готовая смести на пути все, что есть. Брызги разлетаются на сотню метров и, хотя, в отличие от «потешных фонтанов», все остаются сухими, мало у кого хватает энтузиазма, да и сил тоже, чтобы взобраться на третий уровень и заглянуть вниз.
Сюда рекомендуют приезжать аллергикам и астматикам, чья иммунная система сразу подзарядится от миллионов «воздушных витаминов» – отрицательных ионов. А лес, какой лес!
Все, кто здоров, тоже могут подзарядиться от запаха хвои и вида подснежников и грибов. Так считает зоолог и специалист по альпийской экологии, доктор Норберт Виндинг из Зальцбургского Музея естественной истории, который к тому же сообщает в книге «Увидеть и понять горы», что в этих местах много всякой живности, включая гадюк, горных зайцев, десятки видов птиц и бабочек, и даже такую диковинку, как… ледниковая блоха!
После водопадов мы поехали к другому рекордсмену – самому глубокому горному ущелью в Европе Лихтенштейнкламм.
Вот уж подлинное чудо природы: как будто неистовый исполин разбил пополам огромную гору, доходившую до небес, расшвырял каменные глыбы и деревья, и освободил потоки воды, бушующие уже тысячу лет где-то внизу, в трехстах метрах под ногами, под деревянными мостками, по которым нельзя ходить всем сразу из-за опасности обрушения. И мы идем цепочкой, километр за километром, держась за перила, пригибаясь под скалами, ощупывая влажные камни и со сладким ужасом посматривая вниз, в бездну, где отвесные скалы часто сужаются менее, чем на метр. Кого ни встретишь, каждый – в состоянии полнейшего изумления и восторга от буйства природы.
А потом – неизбежная форель с пивом, на этикетке которого значится «Король Людвиг Дункель». Неужели? Спокуха, Дункель! Это он? Король? Оказалось, что «Дункель» - это всего лишь темное пиво. А король, помнится, больше налегал на шампанское и коньяк.
В день отлета милейшая хозяйка гостиницы уже в пять утра подала завтрак, и очень удивилась, что мы едем в аэропорт: «А разве в Израиль нельзя уехать автобусом?»
|